немцы, готовившиеся к обороне.
Покинутая жителями деревня заполнилась красноармейцами, военной техникой, проехали несколько машин медсанбата. На площади, неподалеку от толстой раскидистой березы, низко нависшей оголенными ветками с прошлогодними сережками над обелиском с красной звездой, где покоились комсомольцы, погибшие в Гражданскую войну от рук бандитов, разместилась полевая кухня. Возле нее возился степенный пожилой грузин с усами, как у Буденного. Он кашеварил с видимым удовольствием, негромко напевая грузинскую застольную песнь «Сулико».
Пряный аромат распаренной каши распространялся по деревне, смешиваясь с прогорклыми запахами, свойственными войне, словно навечно въевшимися в некогда чистый свежий воздух. Но голодные бойцы в этот момент никакие другие запахи кроме запаха разваренной каши не замечали.
– Скоро обед, – заявил Илькут, развернув вздернутый нос по ветру, раздувая широкие ноздри. – Ох и наемся я, – сказал он мечтательно и звучно сглотнул слюну. – Проголодался, аки голодный пес.
– На войне еда для солдата первое дело, – поддержал его Григорий, тоже принюхиваясь к запаху. – На голодный желудок особо не навоюешься. От этого рука ослабевает, и удар получается квелым. Слабый боец – никакой это не боец, а самый что ни на есть… трутень.
– Ленивец, – подсказал Ленька и виновато улыбнулся. – Есть такие животные, которые еле-еле двигаются, как все равно неживые.
– Вот-вот! – обрадованно воскликнул Григорий. – Его я и имел в виду.
Но поесть в ближайшее время товарищам было не суждено: на полуторках подвезли бочки с горючим и боекомплекты.
– Накрылась наша каша, – тяжко вздохнул Илькут, расстроенно махнул рукой и полез в кузов, где аккуратными рядами лежали ящики со снарядами. И вдруг оттуда весело закричал, лукаво сверкая лучистыми глазами: – Налета-ай, подешевело! Давайте, давайте, хлопцы, поворачивайтесь! Не то за себя не ручаюсь, зашибу!
– Черт мордастый! – по-дружески ласково обозвал парня Григорий, с улыбкой подставляя плечо под ящик. – Наваливай!
– Михайлов, не дури! – остудил его пыл лейтенант Дробышев. – Не хватало еще, чтобы ты спину себе сорвал. Вдвоем выгружайте. Охламоны!
– Так точно, товарищ командир, – игриво подмигнул товарищам Григорий, – охламоны и есть!
Так с шутками и прибаутками, жизнерадостно щеря крепкие здоровые зубы, они дружно выгрузили боекомплект. Потом с тем же зубоскальством скатили с кузова другой полуторки по наклонным бревнам на землю две двухсотлитровые бочки с дизельным топливом. Впереди предстояло самое муторное дело, при упоминании о котором у каждого танкиста неизбежно сводило скулы: ветошью отмывать в емкости с соляркой снаряды от пушечного сала. Занятие это было не тяжелое, но по времени затратное и нудное, требующее отменной выдержки и терпения: в боекомплект их танка входило 100 выстрелов. Даже заправка полных баков по сравнению
