застройка.
На границе этих миров рельсы раздваивались: трамвай Годунова шёл прямо, на Перекоп, а вправо, в гору, уходил путь единицы и семёрки. Единица сейчас и спускалась, торопясь на конечную. Слишком лихо – подумал Годунов. Первый затормозил, вылетел на перекресток и замер, перегородив путь двойке и нескольким легковушкам. Машины загудели, вожатая судорожно жала кнопки, оглядываясь на дорогу. Трамвай не желал заводиться, и Годунов понял: новенькая. Он накинул грязную оранжевую жилетку, открыл дверь и выскочил в разреженный осенний день.
Вожатая чуть не плакала. Неужели никто не сказал ей, что повторный запуск нужно производить не сразу, а подождав минуту? Несколько движений, и двигатель заработал.
– Простите, а нельзя ваш телефон?
– Зачем?
– На всякий случай.
– У меня нет телефона.
И чего она полезла в вожатые? Видно же – недели три продержится, не больше.
Остановка улица Володарского. Следующая – проспект Толбухина.
Двери с привычным грохотом пошли влево.
Дом общества приказчиков
Годунов выходил из депо на Свободе, когда сзади окликнули:
– Мужчина, постойте.
Он обернулся. Новенькая с первого спешила за ним.
– Я хотела сказать «спасибо».
– Пожалуйста.
– У меня сегодня первая смена.
– Поздравляю.
– Почему такая ирония?
Годунов на секунду задумался.
– Женщина, которая знает слово «ирония», по определению не может быть вагоновожатой.
– Что ещё со мной не так? – с легким вызовом ответила спутница.
Годунов присмотрелся. Небольшого роста, короткое чёрное пальто, которое больше подошло бы старшекласснице. Лицо тоже почти детское, с любопытными чёрными глазами. Вожатую можно было бы принять за подростка, если бы не пара морщинок на лбу.
– У вас косметики нет на лице.
– Какая наблюдательность.
– У вожатых всегда много косметики: на остановках делать нечего, особенно на конечной. Вот они и красятся целый день.
Она улыбнулась.
– Осуждаете?
– Мне-то какое дело.
– Я собиралась отметить первый день работы. А вы мне так помогли сегодня. Может, сходим куда-нибудь?
– Нечасто услышишь такое от человека, которого видишь второй раз в жизни. Я и так иду в кафе.
– А можно с вами? Но если вы считаете, что я навязываюсь…
– Ничего я не считаю. И вообще, мы в депо работаем или в консерватории? Может, уже на «ты» перейдем, и имя своё скажешь?
– Вера.
– Годунов.
– А имя?
– Ни к чему. Здесь меня называют так.
Они свернули
