полуоткрытые веки могла видеть лишь небольшую часть комнаты. До моего слуха через открытое окно доносились с улицы звуки, я чувствовала прохладный ветерок на своей коже, слышала, как в кухне льется из крана вода… А ведь я не включала воду. Я не могла полностью открыть глаза, несмотря на все те усилия, что прилагала. Я не могла произнести ни звука, я не могла пошевелить даже пальцем. Мое тело было полностью обездвижено, в то время как мой разум продолжал бодрствовать. – Аврора посмотрела в окно и снова вернулась взглядом к Адель. – При общей анестезии пациенту вводят препараты, которые обеспечивают ему три вещи: он не чувствует боли, он временно утрачивает сознание и он не помнит происходящее во время операции. Его мышцы полностью расслаблены, он не может двигаться. Таким образом, он не чувствует, не двигается и не помнит. Если же действие препарата, отвечающего за глубокий, медикаментозный сон, прекращается преждевременно, раньше, чем восстанавливается чувствительность и способность снова двигаться, пациент слышит и помнит все, что происходит вокруг него, но в то же время не может пошевелиться и ничего не чувствует. Со мной было нечто подобное. Я все слышала, помнила – и не владела своим телом. Мое тело еще бездействовало, а сознание уже пробудилось. В этот момент он подошел ко мне.
Он стоял надо мной, и стоял он так, что я не могла его видеть. Я запаниковала. Я очень сильно запаниковала. Несколько раз я мысленно прочла молитвы, какие только смогла вспомнить сквозь сон, попыталась сложить в уме трехзначные числа, и постепенно оцепенение прошло. Все мое тело затекло и болело. Я с трудом поднялась. Меня бил озноб. В квартире все было по-прежнему: светло и тихо. И жутко.
В тот раз я испытала животный ужас. Не от состояния, в котором находилась – в этом для меня не было ничего нового. Жутко было от его присутствия. Если раньше я думала, что с ним можно договориться, что, возможно, он мне друг, теперь я знаю: никакой он мне не друг. Ему что-то нужно от меня. Он пришел за мной. И тогда я знала, что он придет снова. И он пришел. Потом снова пришел. И снова. И каждый раз при его появлении у меня случался сонный паралич. Он никогда не дотрагивался до меня. Только смотрел. Словно я какой-то подопытный экземпляр. Словно я какой-то объект для изучения.
Но со временем я сделала вывод, что ничего дурного со мной после его посещений не происходит и, скорее всего, он не желает мне зла. А если и желает, то по какой-то причине причинить его мне не может или пока не собирается. И… Я перестала бояться его. Я привыкла к его посещениям. Я убедила себя, что он не сделает мне ничего плохого. Я перестала его бояться. Я перестала бояться и этого состояния сонного паралича, потому что ясно осознала, что лишь само тело, в котором я нахожусь, не способно двигаться. Сама же я нахожусь внутри него и движения мои не ограничены. Я не могу управлять этой оболочкой, но я могу существовать отдельно от нее. Наши мысли, наши чувства, наше сознание никак не ограничено нашим телом. Раньше я просто не знала, как этим правильно пользоваться. Теперь знаю. Пугают ли меня встречи с ним? Нет.
