радоваться удаче и впадать в уныние при неудачах. Ачинклосс, казалось, понимал это.
– Приготовьтесь, босс, – сказал он. – Ставлю свою шляпу на то, что аппарат еще полетит. Он был на ходу, когда эти чертовы лопасти лопнули. Им нужно более прочное крепление.
Мы опустили винт на вал, чтобы он оказался на палубе, и осмотрели обломки. Затем мы посоветовались, какие крепления нужны, и, сделав замеры и чертежи, решили, что Ачинклосс должен поехать в Сан-Франциско и достать необходимые детали, которые, он сказал, что сможет сделать в течение трех дней, поскольку все они должны быть сделаны из кованого железа. Во время его отсутствия я предавался мрачным размышлениям, которые не были окончательно развеяны его возвращением и работой, которой мы тогда занялись. Каждая из лопастей была укреплена прочной железной скобой, проходящей от ее центра к центру вала, также дополнительным ремнем, проходящим по всей длине. Секции были дополнительно укреплены поперечными распорками. На это было потрачено три дня, и сегодня утром, 20 сентября, винт снова был поднят на свое место на вершине вала. Не могу сказать, что я был настроен так же оптимистично или так же взволнован, как во время первого испытания за неделю до этого. Новизна ожиданий, которая тогда была столь яркой, улетучилась, и я приступил к испытанию в совершенно деловом духе, хотя, конечно, без особых надежд на успех.
– Джим, – сказал я, обращаясь к Ачинклоссу, – в прошлый раз мы допустили две ошибки из-за нашей крайней осторожности. Мы слишком постепенно увеличивали давление воздуха и скорость вращения винта. Мы должны помнить, что при подъеме тяжелых тел через такую легкую среду, как воздух, требуется очень быстрое и энергичное действие винта. Я намерен начать и поддерживать давление в 120 фунтов, а вы должны открывать клапаны менее постепенно – управляйте ими, как обычным паровым двигателем – и я буду отвечать за результат. Если после нашей доработки судно откажется подниматься или сломается винт, я клянусь, что взорву этот аппарат через пять минут после этого с помощью пороха, содержащегося в этих сундуках, и никогда больше не вернусь к вопросу воздушной навигации.
Ачинклосс просто вынул трубку изо рта, сплюнул, заменил табак и подошел к двигателю. Я занялся генератором, и манометр быстро зарегистрировал 120 фунтов. Я подал знак Ачинклоссу включить воздух, и, поскольку кривошип с каждой секундой ускорял свое действие, чудовищные пропеллеры, к которым был прикован мой взгляд, потеряли свою форму, и когда они превратились в неподвижный коричневый диск с пронзительным, жужжащим звуком, я почувствовал, что пол, на котором я стоял, поднимается мимо стен моего дома и через несколько секунд окажется намного выше него. Мое недоумение от этого внезапного осуществления моих надежд и разочарования в ожиданиях быстро сменилось восторгом и радостью, которые невозможно описать. Наконец-то, думал я, решена мучительная проблема века, наконец-то теория стала практикой, наконец-то мысль соединилась с фактом. От этих приятных мыслей меня резко оторвал голос Акинлосса.
– Берегите заряды, –
