чувство, если оно заставляет расходиться друзей, делает врагами отца и сына! А я? Встречу ли я когда-нибудь свою Софонибу? Или мною будет владеть не Танит, а боги войны, которым посвятил меня отец?»
На корабле Ганнибал сломал печать и развернул свиток. Гайя просил Ганнибала, чтобы он взял Масиниссу с собой в Иберию. Юноша своеволен и вбил себе в голову мысль о помолвке с дочерью Ганнона. «В схватках с врагами, – писал Гайя, – врагами твоего отца и моими врагами, он поймет, в чем истинное назначение и счастье мужа».
Корабль выходил из бухты. Скачущий всадник казался едва заметной точкой. «Гайя плохо знает своего сына, – подумал Ганнибал. – Масинисса не нуждается в наставлениях и не выносит наставников. У него свои представления о счастье мужчины. Он погибнет или добьется своего».
Суровая школа
Красавчик в точности выполнил волю Гамилькара. Ганнибал служил в войске рядовым воином. Наравне со всеми он переносил жару и холод. Повинуясь начальникам, он шел в разведку, раньше всех вступал в битву, последним уходил. Махарбал давно уже считал его первым наездником в армии, а балеарские пращники – лучшим стрелком. Он не отличался одеждой от других воинов, спал на земле, закутавшись в плащ. Он умел говорить не только на языке эллинов, но свободно изъяснялся на нумидийском, лигурийском, кельтском и иберийском языках.
И, может быть, именно это больше всего снискало Ганнибалу уважение воинов разноплеменной армии. Притворясь спящим, он не раз слышал, как спорили о нем наемники. Эллины уверяли, что мать у него родом из Сиракуз, что она научила его языку своих предков. Нумидийцы яростно доказывали, что Ганнибал рожден их соотечественницей, происходящей из того же племени, что и Нар-Гавас. Прославленные пращники-балеарцы считали, что детство Ганнибал провел на их острове, и даже точно указывали селение, где он жил и выучился благородному искусству метания камней.
И все сходились на том, что Ганнибал не карфагенянин. В нем не было скаредности, он не любил брать подарков и делился всем, что имел, с друзьями и просто с теми, кто оказывался рядом. Когда во время разведки был ранен воин-ливиец, Ганнибал разорвал свою одежду и перевязал ему раны, а потом, полуголый, скакал под дождем с непокрытой головой, бронзовогрудый, прекрасный, как юный бог. И на том же коне за его спиной сидел спасенный ливиец. Он был прост и доступен. Он умел повиноваться и подчинять своей воле других.
Махарбала и других старых воинов поражало внешнее сходство Ганнибала с отцом. Тот же упрямый подбородок, то же повелительное выражение глаз. Казалось, ожил сам Гамилькар, который в дни молодости вел воинов с высот Эрикса на римские легионы.
В пору больших дождей войско, утомленное и поредевшее в стычках с иберами, возвращалось в Новый Карфаген. Этот город в южной части Иберии, построенный на узком, далеко выступающем в море мысе, был делом рук Красавчика, его гордостью. Город рос прямо на глазах.
