И тут он взорвался, его возмутил сытый вид священника и выпирающий живот. Ему показалось, что поп не придаёт значения тому, что делает. Небрежно машет кадилом и всем видом показывает своё превосходство здесь, у гроба. Сын рассвирепел, схватил попа за рясу и выволок за ворота.
Потом он грубо вытолкал всех, кто пришёл попрощаться в этот день и остался один.
Я не стала лезть в его рану и спрашивать почему? Причём здесь поп и традиции его рода.
Говорил он, еле сдерживая себя от гнева. Он до сих пор там, на этих похоронах.
Он вскользь рассказал семейную историю. Оказывается, что его родители уже давно в разводе и их с братом воспитывала мать. Отец был, но далеко.
После института он вернулся в посёлок и устроился в ту же больницу, где работала мама.
Уже была семья: двое замечательных мальчиков, ярких и громких, которых он любил до сумасшествия. Когда он говорил о сыновьях, его глаза меняли цвет, добрели, видно было, что он живой.
Немного времени спустя семейная жизнь дала трещину, от него ушла жена. Пока она устраивалась на новом месте, мальчики были с ним. Он гордился своим одиноким отцовством, получая, как анестезию, восхищение односельчан и коллег по работе: «Какой мужчина, какой замечательный отец!» Но эта роль была недолгой, через пару месяцев бывшая жена наладила быт, и дети переехали к матери. Он остался один в своей жизни, в посёлке, в котором вырос. Ему стало невыносимо из-за чувства неполноценности. Ему казалось, что сейчас им уже не восхищаются, все говорят только о его поражении и одиночестве.
Он переехал в другой город, заняв престижную должность, так как его ценили как прекрасного организатора и врача.
Видный, красивый, умный, профессионал. Долго бобылем не жил, как никак свободный мужчина – предмет интереса большинства женщин.
Спустя время к нему ушла чужая жена. Вот так резко и эпатажно, без заминок и чувства неудобства.
Для публики это было как взрыв, плевок, но ему казалось: хочу и делаю, наступлю и перешагну. Красивая женщина – она как трофей, значит будет у меня.
Тогда я ещё видела маленькую иконку Богородицы у него на шее, и когда он начинал отпускать шутки в сторону Бога я задавала ему один и тот же вопрос: «А что тогда у вас на шее, зачем носите?» – и каждый раз получала один и тот же ответ: «Это мама повесила, это ее спокойствие, а у меня с Богом свои договорённости: он меня не трогает, и тогда я его тоже».
У меня в голове крутилась мысль: «Что же ты такого пережил, что имеешь договорённости с Богом?»
Шло время, и он становился все смелее и смелее. Менял политические партии, активно бился в дискуссиях в соцсетях, обличая нынешнюю власть, несмотря на то что раньше успел поработать депутатом от той же власти.
Он так разошёлся в критике правительства другой страны, откуда был родом, что сейчас считал себя «персоной нон-грата» без возможности побывать на земле предков. Это больше укрепило его в сопротивлении любой из систем.
Однажды
