хотелось это обсудить, но инстинкты подсказывают, что у тебя в наличии функционирующий мозг и нежелание дожидаться здесь в одиночестве члена семьи Джимми Спаркса, которого тот на тебя науськает.
– Я и не собиралась дожидаться.
– Точно. Ты хочешь куда-нибудь вписаться в Лощине Ворона. Ночью, во время бури. Понятия не имея, кто из твоих родственников сейчас дома, кто участвует в разрушении бара Блюме в «Хэрроу и Мэн» в Лощине.
– Ты про «Красный глаз»? – рассмеялась Амейра. – Дядя Лазрес будет вне себя. Если, конечно, все еще сдает это место в аренду, а он сдает, потому что печально знаменит приобретением собственности, но никак не ее продажей. Дядя Лазрес ничего не продает, разве что, как его предок Хезекайя, продал собственную душу.
– Я так понимаю, ты не любишь дядю.
– Дело не в том, люблю или не люблю. Он скупец и убогий зануда и живет затворником. Но даже так вы с ним должны были пересекаться хотя бы раз или два.
– Больше чем раз или два, но только один раз имел значение.
– И что ты сделал? Оштрафовал его за переход улицы в неположенном месте?
– Не. – Зажав кольцо, на котором висели ключи, в зубах, Маквей пристегнул к поясу жетон и проверил пистолет. – Я арестовал его за нахождение в пьяном виде и нарушение общественного порядка.
– Прошу прощения, мне показалось или ты сказал, что он был пьян?
– Просто в хламину.
– И нарушал общественный порядок?
– Он ввалился в бар у причала в Бухте Ворона, протащился через весь зал и врезал водителю курьерской доставки под дых. – Он указал влево. – Мой джип там.
– Вижу. Жажду кульминации истории.
– Ничего особенного, просто пара ударов. Второй – правый апперкот в челюсть. Ему еще повезло, что парень не стал подавать заявление о нападении. Полагаю, твой дядя когда-то немного занимался боксом.
– Когда-то он много чем занимался. Но ворваться пьяным в бар Джо-Два-Пальца? Да никогда! – Она помялась. – А он сказал, почему это сделал?
– Чуть раньше в тот же день курьер доставил ему большой конверт. И спустя четыре часа Лазрес врезал ему кулаком, заржал, как безумный, и рухнул лицом в пол.
– После чего ты запер его в тюремной камере.
– Ага.
– И ты до сих пор в Бухте? До сих пор шеф поли… Погоди-ка минутку. – Уже взобравшись на подножку, она повернулась и ткнула Маквея пальцем в грудь. – Это очень несправедливо. Я знала, просто знала, что он простит мужчине больше, чем женщине.
– Что?
– Ты меня слышал. Ты его арестовал, и ничего. Ни последствий, ни угроз, ни приукрашивания всего этого внезапно ставшего ужасным дела твоей бабушке!
Маквей уже ничего не понимал и начал сомневаться в здравии ее рассудка.
– Какое еще «внезапно ставшее ужасным дело»?
– Однажды я всего один раз тайком вылезла из бабушкиного дома, чтобы вместе с подружкой пошпионить за свиданием ее старшей сестры с местным мачо.
