молча закуривал, тоже стряхивал пепел в яркую ночь Тверской и задумчиво спрашивал у юной девы:
– Родители-то твои что говорят?
Марина молчала. Родителям она пока ничего не рассказывала про неожиданно объявившуюся любовь. А вот про Солодилина рассказывала. Про Солодилина рассказывать почему-то было не страшно. Мама после некоторого замешательства попыталась выяснить две важные для себя вещи: было ли у них уже что-то с этим пожилым человеком, а если нет, не приставал ли он? Узнав, что нет и не приставал, мама успокоилась. А зря. Потому что на вопрос о приставаниях Марине ответить было не очень просто. Нет, Солодилин точно не приставал, но Марине порой казалось, что именно приставал. И даже, может быть, хотелось, чтобы приставал. Чтобы она ему могла сурово сказать: «Эх, Александр Владимирович! Вы ведь взрослый человек! Ну как вам не стыдно?» Марина всё это живо представляла себе уже много раз, но Солодилин всё не давал повода так сказать. А сказать так очень хотелось. Интересно, что занятая всеми этими мыслями о пятидесятилетнем Солодилине Марина про молодого и перспективного Королькова вспоминала гораздо реже. А ещё с Корольковым было совершенно неинтересно разговаривать. Он всё время нёс какую-то самовлюблённую ахинею про молодёжный протест всех против всего и совершенно не интересовался тем, что, собственно, было интересно Марине.
С Солодилиным всё было по-другому. Тут в основном говорила Марина, сидя на подоконнике, увлечённо размахивая зажжённой сигаретой и поправляя непослушные волосы, которые постоянно и картинно падали на глаза. Александр Владимирович очень внимательно слушал. Иногда он что-то отвечал или рассказывал, но именно Марина всегда задавала тему разговора и всегда ставила в нём точку. С Корольковым так не получалось.
Однажды у Марины с Александром Владимировичем разговор зашёл далеко. Марина, как обычно, сидела на подоконнике, болтала ногами и курила, а Александр Владимирович разливал по бокалам холодное белое вино. Они обсуждали электронную почту, говорили, что в прежние времена настоящие письма шли неделями, иногда месяцами, а теперь достаточно просто нажать кнопку – и твоё электронное послание мгновенно окажется перед глазами адресата, который может находиться за много тысяч километров от тебя.
– Скажи… – Иногда Марина сбивалась на «ты», но потом, как правило, исправлялась, и это всегда было очень мило. – Вот ты, Александр Владимирович, пробовал когда-нибудь писать письма самому себе, в детство? Ну вот ты уже большой и взрослый – и вдруг пишешь письмо тому маленькому мальчику, каким себя помнишь? – Марина с интересом повернулась к Солодилину.
– Я? Я даже не знаю… – Солодилин оказался не готов к такому неожиданному вопросу, и Марине очень понравилось, что она застала его врасплох.
– Ну вот смотри. – Глаза Марины распахнулись шире. – Представь, что ты, когда был маленький, мог бы получить письмо от себя взрослого, где ты, взрослый, рассказываешь с высоты своего жизненного опыта сам себе, что хорошо, а что плохо, что правильно,
