его глаза мгновенно расширились, затем он тряхнул головой, на секунду показалась, что Алайстер сейчас перескочит через перила. Но он лишь бросил убийственный взгляд на Гаудани.
Слишком занятый тем, чтобы отвечать на приветствия своего народа, д'орез не заметил этого. Алайстер прищурился.
Я неловко улыбнулась, махнула рукой Рою, получила в ответ вежливый кивок. Затем, явно задумавшись, граф отошел от перил, игнорируя своего собеседника, послушно устремившегося следом.
Кажется, он меня не узнал. Странно только, что разозлился на Гаудани. Впрочем, наверняка потому, что считал, что д'орез подвергал жену опасности.
Испытывая одновременно облегчение и горькое разочарование, я выпустила ткань подушки, которую сжимала до того, что пальцы побелели.
Путь по воде не занял много времени. Вскоре барка пристала к берегу. Лоренцио вышел первым, подал мне руку и помог сесть в карету – очередной деревянный ящик на колесах, ярко расписанный желтыми львами на голубом фоне.
– Что-то случилось? – от него не укрылась моя бледность. – Вы выглядите словно увидели привидение!
– Всего лишь графа Алайстера, – прошептала я так, чтобы остальные не услышали. – Признаться, я испугалась за нашу авантюру.
– Не думаю, что он узнал вас! – усмехнулся Гаудани. – Вспомните меня. А ведь он был гораздо дальше!
– Вы говорите таким тоном, словно желаете ему отомстить.
– Не без этого! Не поверите, я до сих пор краснею, вспоминая, каким дураком я тогда выглядел!
– Да уж! – я рассмеялась, вспомнив его ошарашенное лицо. – Но вас несколько может оправдать тот факт, что вы хватили лишнего и не ожидали подвоха.
– Вы думаете? – он наигранно наморщил лоб. – Да, возможно. Во всяком случае, надеюсь, вы простили мне некоторые вольности?
– Считайте, что их не было, вы же думали, что обнимаете свою невесту, – уверила его я. Он благодарно поцеловал мне кончики пальцев, захлопнул дверцу кареты и вскочил на серого коня, которого подвел слуга.
Дорога была ужасной. Мы ехали достаточно медленно вдоль побережья, останавливаясь почти каждый час, и все равно к концу дня я просто возненавидела все и вся. Кожа и одежда были покрыты дорожной пылью, от ее запаха меня подташнивало, как и от покачивания самой кареты, ее колеса то и дело попадали в выбоины, отчего мое средство передвижения подпрыгивало и угрожающе скрипело.
Дважды приходилось останавливаться, потому что колесо вот-вот грозило слететь с оси, Гаудани нервничал, слуги покрикивали друг на друга, и эта суета раздражала еще больше, чем все остальное. Вдобавок было очень жарко.
Платье пропиталось потом, еще с утра белая рубашка стала грязной, волосы растрепались и липли к коже. Несколько раз я уже пожалела о своем решении в очередной раз помочь Лагомбардии. Лишь воспоминания о гречке, сером небе и бело-зеленой клинике, в которой работала Саша, ожидавшая
