обитые темной, немного потертой тканью, запах персиков и тепло. Таис сразу же показала, где лежит фляга с водой и бутерброды, после чего откинулась на спинку и прикрыла глаза. Видимо, дорогу до Академии она намеревалась проспать.
– Долго нам ехать? – поторопилась спросить я, пока она не отключилась. – Академия же далеко…
– Мы пойдем через цепь порталов, – нехотя поделилась информацией женщина. – Когда окажемся в Северо-Западном округе, останется чуть меньше пары часов пути.
Вот и ответ на вопрос, как ей удалось прибыть за мной так быстро.
Больше мы не разговаривали. Воспитательница тихо сопела, а я смотрела в темное окно, вслушивалась в стук кареты и редкие выкрики кучера и думала, как жить дальше. То есть это как раз решили за меня, не спросясь. Самостоятельности и свободы лишили, наследство отобрали, о праве выбора даже не заикнулся никто. Зачем мне та Академия? Я – светская дама, наследница, я не хочу становиться магиней!
Что же делать, что делать?!
Бежать прямо сейчас – глупо. Куда я денусь одна в лесу?
А иных вариантов и нет…
Хотя… Очень к месту мне вспомнилось, что лорд Пресинваль – не единственный мой родственник. А значит, не единственный возможный опекун.
Точно! Есть еще тетушка Виола, папина сестра.
Почти в каждой семье есть что-то, о чем не говорят. Так вот у семейства Бладерс запретной темой были Виола и давний скандал. Все это было еще до моего рождения, и подробностей я не знаю, но мама, а потом и Эли рассказывали, будто ей просто не повезло. Не повезло родиться в семье влиятельных магов без малейших зачатков дара. Отец ее почти возненавидел за такую «подлость» и только и искал, к чему бы придраться.
Нашел, когда Виоле исполнилось шестнадцать. Она влюбилась в купеческого сына, не ровню, и когда отказалась разорвать отношения, ее просто выставили из дома и вычеркнули из семьи. Лишили наследства и приданого, передав все единственному сыну, моему отцу. И даже драгоценности, передававшиеся по женской линии, старый Бладерс собственноручно отдал моей маме. Вроде бы даже заставил подписать какую-то бумажку, что его неблагодарная дочь не получит ничего.
Впрочем, все это – дела давно минувших дней. К моменту, когда я появилась на свет, деда уже не было среди живых. Единственная память о нем – большой портрет в каминном зале. Там изображен иссохший старик с желтоватой кожей и пронзительным взглядом серых глаз. Признаюсь, в детстве я до смерти боялась его портрета и старалась даже не заглядывать в тот зал. А нянюшка смеялась и говорила, что, будь старик жив, души бы во мне не чаял, потому что дар у меня почти такой же сильный, как у него, еще и двойной.
Виолу я видела всего дважды. Когда была совсем маленькой, они приходила к отцу. Долго стояла у ворот и в конце концов добилась, чтобы ее пустили. Эли мне шепотом сказала, что эта простоволосая женщина в некрасивом платье – моя тетка. Но тогда меня это совершенно не интересовало.
И второй, когда встал вопрос об
