было работать. А не болтаться здесь в роли бессмысленной жертвы. Он и так допустил непростительно много ошибок, лимит их исчерпан.
– Эндрис. Слушай внимательно. В моем сейфе находишь странную папку зелененькую из кожзама. К ней подшиты еще документы, их номер найдешь. Он написан на бутылке столетнего виски корректором. – Слышно было, как Эндрис активирует артефакт “Памятку”, личный подарок от Венанди, в память о… нанесенном моральном ущербе.
– Аве, сиятельный. Я спал, вообще-то. И некоторым образом, немножечко в отпуске. По вашему личному распоряжению.
– Аве… и давно? – посмотреть на часы дракон даже посовестился.
– Как лег спать. Часов шесть, мне так кажется. Что-то еще?
– Да. Все это отправить мне срочно сюда дипломатической инопочтой. Сейчас же. Кстати, а где ты отдыхаешь?
– Сплю на раскладушке в вашем кабинете. Под шум моря из динамика инофона. Присоединиться желаете? Можно Геллу позвать, она мне обещала стриптиз.
Ладон удивился.
– Ты там уже пьян? Андрюшенька, наилюбимейший мой секретарь, где ты нажрался, чешуйчатый?
– Ик. От подобного слышу. Между прочим, у меня как бы три часа ночи.
– Сочувствую. Отныне живешь по-камчатскому. Жду.
Отключившись, Ладон даже немножечко развеселился. Безупречный его секретарь предложил шефу стриптиз в исполнении персональной помощницы бессменного и несокрушимого главы Инквизиции. Куда катится мир? Надо женить срочно Сильвера. На худой конец просто влюбить, это весьма стимулирует. Да, жалко только, что Люся уже занята.
Громкий щелчок входа портальной инопочты возвестил о прибытии документов. Молодец, секретарь! А вот и та самая папка зеленая, с документами Лебедева. Как они все забыли о ней?
Самые страшные тайны всегда имеют решение лежащее на поверхности. Так и здесь: несомненно, они все слепы. И разгадка всего этого вороха страшных тайн вот она, под руками. Осталось только глаза им раскрыть вместе с делом.
Дрогнувшими от нетерпения пальцами расстегнул тонкую молнию и застыл.
Увесистый дневник экспедиционных наблюдений, потертый, с трупами раздавленных мошек между страницами, чайными пятнами, зонами влажной скукоженности на бумаге. Убористый почерк, ежедневные записи, таблицы и указание координат. Тут же лежала сложенная вчетверо топографическая карта.
Удивило Ладона не это. Поверх толстой тетради-дневника была толстой скрепкой закреплена записка, написанная на обрывке клетчатого листа явно наспех:
“Валерка, когда они до меня доберутся, девочек своих оставляю на тебя. Не подведи меня.“
По всему выходило: Лебедев не просто опасался за свою жизнь, он был уверен, что “доберутся”. Записка написана человеком не просто испуганным – паникующим. Мысль металась от страха, отражая лишь главное: “Не подведи меня”.
И кто же “они” те, коварные? Ладон взял в руки экспедиционный дневник и погрузился в увлекательный и опасный мир Лени Лебедева.
