по лестнице, убегающей на Королевский холм и скрылась во мраке.
– Сплошное инферно, – произнесла, наконец, Герд, немного придя в себя. – Но если подумать, я костюм где-то видела. Не вспомню только где. А Лауфейсон ловко придумал. Сперва, разозлил, а потом появилась эта актриса на подработке – прямо мороз по коже. Думаю, нужно обменяться контактами, что скажете?
Предложение Герд осталось без ответа.
Зато раздался звук – мерзкий, как будто по стеклу проводили железом.
Он повторился три раза, и с каждым разом он нарастал.
Когда же он стал совсем невыносимым, распахнулась дверь соседнего дома с «Кукольным раем» и оттуда выкатилось что-то круглое.
Оказавшись в свете единственного вспыхнувшего фонаря, предмет уставился на толпу двумя игральными картами вместо глаз.
Ужас и отвращение при виде предмета были настолько очевидны, что клиентами Лауфейсона овладела паника.
Это была искусственная детская голова того самого детеныша, которого притащила на сеанс помешанная на любви мамаша.
Голова раскрыла рот и вытолкнула шевелящимся языком еще одну игральную карту – бубновую двойку.
Затем голова пыталась закрыть рот, но видимо, что-то заело.
Концепция боязливо подошла поближе и взяла голову в руки.
– Чего мы испугались? – спросила она, а потом воскликнула: – Это же кукла!
– Живая голова превратилась в кукольную? – не понимая, спросила краснопальточная.
– Вроде нет, она металлическая, только очень ржавая, пояснила Концепция, выковыривая из глаз окровавленные карты. – Хотя карты мокрые.
– Выброси их – и дело с концом, – скомандовала краснопальточная.
– Мы с мужем уходим, – заявила Концепция, пряча карты в сумку, здесь делать больше нечего. Всем спасибо за необычный вечер.
Похоже, с ней были согласны все. Только никому не хотелось идти в старый город следом за старухой. Поэтому, толпа направилась в сторону лестницы на набережную, откуда планировалось разбежаться по местам ночевок…
На следующий вечер давали Моцарта. «Волшебную флейту». Какофония ди-джея орала на всю оперу, но зрителей это не смущало, по привычке им было все равно. Они шли не слушать, а Клер приехала за десять минут до начала, стричь купюры, срывать овации и питаться восторженными криками зрителей-идиотов. Нет, голос у нее был, божественный голос, и механизм, воспроизводящий звуки, работал безупречно, еще ни разу не дав сбоя. Говорили, что страсть Марии Каллас воплощена в нем. Лицом не вышла – зато получалось брать голосом. Пусть даже записанным на фонограмму или скомпилированном в различных аудиоредакторах. Великая Клер – голос и лик нынешней Современной Оперы!
«Флейту» давали в один присест – так было даже написано в программке, чтобы зрителям было понятно, о чем идет
