style="font-size:15px;"> – Ты такая неуклюжая, мышка, – на лице Алексея расползается довольная улыбка и, не разрывая зрительный контакт, он слегка толкается бедрами мне навстречу.
Я громко вскрикиваю и чувствую, как сердце делает кульбит и приземляется прямиком в животе, где, судя по всему, разбивается в лепешку, растекаясь горячей лужицей. Как еще объяснить этот невероятный прилив жара внизу живота?
Я снова пытаюсь отстраниться, но чувствую, будто попала в капкан. «Мышка в мышеловке», – услужливо подсказывает мне собственное сознание. Или даже нет, не просто в мышеловке. Это была бы слишком легкая смерть. Эта мышка попала на растерзание коту. Ловкому, боевому, наглому… который сначала наиграется с ней, а потом уже растерзает и съест.
Кулаков наклоняется вперед и аккуратно перетягивает и вторую мою ногу к себе. Отчасти, мне становится легче – давление рычага исчезает. Зато другое давление, то самое, которое я чувствую даже сквозь грубую ткань его джинсов, вонзается в мою кожу с еще большей силой.
В очередной попытке отстраниться, я кладу руки на его мощный торс, но он будто не чувствует никакого сопротивления. Наоборот, притягивает меня еще ближе. Дышит в шею, проводит по ней языком, и я натурально чувствую, как удары его сердца отдают эхом в моей груди. А если учесть, что он и дышит, как паровоз, то я начинаю всерьез беспокоиться о его здоровье. Как бы он вслед за отцом не отправился в больницу…
Видимо, проблемы с сердцем – это у них наследственное.
Впрочем, мое сердце тоже как-то странно барахлит. Потому что, когда он, наконец, убирает свой влажный язык с моей шеи и хрипло произносит «такая вкусная мышка», оно заходится в самом настоящем приступе тахикардии.
– Вы… вы извращенец, – безрезультатно молочу кулаками его грудь.
– Чего это? – возмущается он. – Извращенцем я бы был, если бы не хотел тебя. Как можно вот это не хотеть-то?
При этих словах его рука нагло ползет вверх по моему бедру и, несмотря на то, что я с силой пытаюсь свести ноги, останавливаться, кажется, не собирается.
– Не надо! Пожалуйста, – шепчу я, уверенная, что никакие мольбы этого зверюгу не остановят.
Но на мое удивление его рука тут же замирает, и он вкрадчиво интересуется:
– Ну чего ты боишься? Я же вижу, что ты тоже меня хочешь!
– Неправда, – слабо возмущаюсь.
– У тебя мурашки – раз, – он демонстративно загибает один палец.
– Это от страха.
– Соски торчат так, что дыры в моей кофте скоро просверлят, – он загибает второй палец.
– Это от холода! – возмущаюсь я, вспыхивая, как факел.
– Дышишь часто, – в ход идет третий палец.
– Вы меня взяли в заложники и не отпускаете. Я перепугана до смерти, – упрямо заявляю.
– Интересно, что ты скажешь на это? – ехидно интересуется он и неожиданно
