в учреждениях культуры и проч.).
Дезинтеграция социальной системы – развал интегрирующих механизмов связи между подсистемами целеполагания (политикой), поддержания образцов (идеологией), религией, культурой (сферой коллективных ценностей) и адаптацией (экономикой) – самым негативным образом сказалась на общественной морали и солидарности, сделав семью хранителем самых элементарных принципов поддержания взаимодействия норм (в первую очередь солидарности в малых группах и дистанцирования от власти как предпосылки физической безопасности и выживания, то есть опыта, усвоенного многими поколениями советских людей). Функции этих институтов, которые должны были бы стать условием рецепции новых идей и ценностей, приняла на себя семья, ставшая в самый острый и кризисный период (десятилетие реформ в 1992–2002 гг.) своего рода резервным социальным институтом для воспроизводства основных социальных отношений – источником образцов адаптации к изменениям внешней среды и выживания, а также целеполагания. Семья как базовая социальная структура за редкими исключениями не может быть институтом, функция которого заключается в интеллектуальной проработке текущих процессов, особенно сложных, меняющих тектоническую структуру социума[12].
Ограниченные масштабы рыночной экономики – монополизация рынка, государственное регулирование, доминирование в экономике так называемых «госкорпораций» (систем перераспределения доходов, обеспечение приоритетности политических целей руководства над частно-экономическими интересами) в сочетании с тотальной коррупцией, рейдерством и изъятием собственности распорядителями силовых ресурсов – породили «гибридные» формы организации жизни: сочетание формальных и неформальных институтов, использование права и правовых институтов преимущественно в интересах обладающих властью групп, административных кланов и теневых альянсов бюрократии с криминальным миром.
Проблемы «демократического транзита» развития осложняются еще и тем, что институт, претендовавший на то, чтобы быть хранителем, распределителем культурных благ, ценностей, – так называемая «интеллигенция» к моменту коллапса советской власти – оказался недееспособным, не имеющим в запасе сколько-нибудь значимых и продуктивных идей, идеологических и программных проектов, способных служить ориентиром и мотивацией радикальных преобразований. «Интеллигенция», если снять весь флер ее самохарактеристик, была в социальном плане не творческой элитой, каковой считали себя ее представители, а частью репродуктивной и управленческой бюрократии, обеспечивающей воспроизводство централизованной системы господства, образования и подготовки кадров управленцев, цензуры, идеологического обоснования режима. Самое большее, что эта бюрократия смогла произвести, – это идея рыночного детерминизма социальных реформ, вера в то, что переход к рынку
Речь здесь идет именно о базовой модели семьи. В некоторых случаях, предполагающих сильнейшее давление среды, напротив, именно особая (партикуляристски отмеченная, например этнически, религиозно или социально дискриминируемая) семья может стать/быть хранителем универсалистских ценностей, рафинированных идей и культурных ресурсов, как это имело место в советское время, в эпоху государственного антисемитизма, в еврейских семьях, в которых культивировался этос личного достижения через овладение знаниями, умениями как средствами самозащиты.
