По крайней мере я так сказала подруге.
«Извини», – ответила она. Без сарказма, искренне, словно это она была повинна в недостатках Сиэтла.
Но я соврала. Сиэтл оказался отличным. Даже с такой паршивой погодой мне бы понравилось там жить. Но я не сомневаюсь, что мне понравилось бы и в Нью-Йорке, и на Таити, и в миллионе других мест, куда мне никогда не попасть.
Вечером мы должны были идти на какой-то концерт, Мэг знала ребят из этой группы, но я упросила ее отказаться от этой затеи, сказав, что очень устала. И мы вернулись к ней в Такому. Изначально я собиралась провести там почти весь следующий день, но сделала вид, будто у меня заболело горло, и села на ранний автобус.
Мэг звала меня снова, но я всегда находила поводы отказаться: забитый график, дорогой автобус. Все это действительно было так, но все равно – неправда.
Чтобы добраться до крошечного зеленого кампуса Каскейдс, расположившегося на берегу, надо пересесть с одного автобуса на другой. Джо сказал, что мне надо взять в офисе какие-то бумаги и ключ. Хотя Мэг и не жила в кампусе, все равно за размещение студентов отвечал университет. Как только я представилась, они сразу поняли, зачем я приехала, – мне такой взгляд уже хорошо знаком. Я его ненавижу и легко распознаю: наигранное сострадание.
– Примите наши соболезнования, – говорит мне толстая женщина, одетая во что-то свободное, отчего кажется еще крупнее. – Мы проводим еженедельные встречи для тех, кого затронула смерть Меган. Как раз скоро будет очередное собрание, если хочешь, приходи.
Меган? Ее так только бабушка с дедушкой звали.
Женщина вручает мне какую-то брошюрку с большой цветной фоткой улыбающейся Мэг, которую я не узнаю. Сверху подпись: «Линия жизни» с сердечками.
– В понедельник, во второй половине дня.
– Я к тому времени уже уеду.
– Ах, жаль. – И после паузы добавляет: – Студентам кампуса эти встречи приносят большое облегчение. Все были ужасно потрясены.
«Потрясены» – это не то слово. Потрясена я была, когда наконец вынудила Тришу признаться, кто мой отец, и узнала, что до того, как мне исполнилось девять, он жил всего в тридцати километрах от нас. Но ситуация с Мэг совершенно иная – это все равно что однажды проснуться и обнаружить, что ты теперь живешь на Марсе.
– Я всего на один день, – добавляю я.
– Жаль, – повторяет она.
– Да.
Женщина вручает мне ключи, объясняет, как добраться до дома, предлагает звонить ей, если что-то понадобится, но я выхожу, прежде чем она успевает дать мне визитку. Хуже того, она же могла попытаться меня еще и обнять.
Я стучу в дверь старого дома, где жила Мэг, никто не открывает, так что я захожу сама. В доме пахнет пивом, пиццей, водой из бонга и чем-то еще – такой аммиачный запах, как от грязного кошачьего
