А размер?
– В таких платьях без корсета размер совершенно не важен. Они должны сидеть свободно.
Я расправила перед собой яркую, блестящую ткань и увидела небесно-голубое платье с высокой талией. Редингот был сшит из темно-синего шелка и украшен большими парчовыми манжетами и воротником цвета слоновой кости со сложным узором.
– Но это же ночной наряд… – пробормотала я, прижимая к себе мягкую ткань. – Его нельзя надевать при посторонних.
– В том-то все и дело. Чем больше посторонних тебя увидит, тем лучше. Никаких больше жестких корсетов, только свободно спадающая материя. Волосы тоже должны лежать более непринужденно. – Ирен оценивающе посмотрела на меня. – Наверное, их стоит наполовину распустить.
– Но я не носила распущенные волосы с шестнадцати лет, – возразила я.
– Хм, – рассеянно кивнула Ирен с неодобрением. Она продолжала сосредоточенно, словно фокусник-иллюзионист, вытягивать из коробки шелќа.
Я никак не могла понять, как эти едва скрепленные друг с другом, бесформенные полотна без пояса можно надеть вне дома. Однако Ирен мои сомнения совершенно не волновали.
– Для Сары я выбрала зеленое с красным узором. Оно должно подойти к ее огненным волосам. А для себя – золотистое с розовым и серебристое с черным. Тебе понравилось твое платье?
– Оно очень изящное. – Я посмотрела на яркие ткани, из которых были сшиты другие платья. – Наверное, мавританский стиль сейчас в моде, но я вряд ли когда-либо надену его.
– О, восточная экзотика сейчас на пике популярности, – уверила меня Ирен. – В том числе и восточные мужчины. – В ее хищных карих глазах блеснул шаловливый огонек.
Я сразу поняла, на кого она намекает. Она говорила о Квентине Стенхоупе, и я побледнела от одной мысли о том, что он может увидеть меня в таком необычном наряде, хотя, наверное, это удивило или даже заинтриговало бы его. Похолодев, я судорожно вцепилась в платье.
– Что там у вас, искательницы приключений? – послышался у входа плавный баритон Годфри. – Вы обнаружили в этой коробке тело? Или от пропавшего человека остались только ярды шелка? Какая-нибудь привыкшая к роскоши мумия, покровы которой ты размотала, Ирен?
– Дорогой! – вскочила она, чтобы поприветствовать мужа, не выпуская из рук шелка. Годфри прикоснулся губами к ее щеке. – Ты как раз вовремя, – продолжала Ирен. – Налей же себе чего-нибудь, а я открою письмо, которое сегодня пришло!
Хотя Годфри оставил трость и цилиндр в холле, черный фрак и серые брюки в тонкую полоску все равно выдавали в нем английского джентльмена. Он вошел в наше кисейное логово и направился к графину с вином.
– Шелковые платья «Либерти», – пояснила я.
Он небрежно кивнул с таким безразличием к женским безделушкам, на которое способен только мужчина:
– Очень яркие и… разные. Бренди подойдет? – спросил
