давно бы уже сообразил, как много неприятностей может готовить ему будущее, а вот Чарли на самом деле думал, что сумеет остаться в живых и даже обвести господина Штыря вокруг пальца. Он пытался хитрить! Сидел в нескольких футах от господина Тюльпана – человека, нюхавшего толченое средство от моли, – и пытался их обдурить. Это почти что вызывало уважение.
– Мне до пятницы надо вернуться, – сказал Чарли. – Мы ведь до пятницы справимся, да?
Сарай, который снимали гномы, в течение своей шаткой, скрипучей жизни побывал и кузней, и прачечной, и еще десятком предприятий; в последний раз в нем устроил фабрику лошадок-качалок какой-то тип, который думал, что эти игрушки ждет Большое Будущее, хотя на самом деле им суждено было остаться в Бесславном Прошлом. Одна стена здесь до сих пор была по самую жестяную крышу заставлена штабелями недоделанных лошадок, которые господин Сыр так и не смог продать, чтобы покрыть задолженность по арендной плате. Целую полку занимали ржавеющие жестянки с краской. В банках окаменели кисти.
Печатный станок стоял посередине сарая, и над ним трудились несколько гномов. Уильям и раньше видел станки. Ими пользовались граверы. Но этот был подобен организму. На его доработку гномы тратили столько же времени, сколько и на использование. Появлялись дополнительные валики, натягивались бесконечные ремни. Станок разрастался с каждым часом.
Доброгор что-то делал рядом с большими скошенными ящиками, разделенными на десятки ячеек.
Уильям смотрел, как руки гнома порхают над маленькими отделениями со свинцовыми литерами.
– А почему для буквы «Е» отделение больше?
– Потому что она нам требуется чаще всего.
– И поэтому же она в середине ящика?
– Точно. «Е», потом «Т», потом «А»…
– А люди, наверное, ожидали бы увидеть в середине как раз «А».
– А мы туда положили «Е».
– Но у вас «Н» больше, чем «У». А ведь «У» – гласная.
– «Н» нужна чаще, чем ты думаешь.
В другом конце комнаты танцевали над такими же отделениями пальцы Кезлонга.
– Кажется, будто можно прочитать, что он набирает… – начал Уильям.
Доброгор поднял взгляд. На секунду прищурился.
– Зарабатывай… ищо… больше… денег… в… свабодное… время… – прочел он. – Похоже, нас опять навестил господин Достабль.
Уильям снова посмотрел на кассу с литерами. Да, в перьевой ручке потенциально заключалось все, что ты ею писал. Это он понимал. Но оно там заключалось чисто теоретически, а значит – безопасно. А эти куски тускло-серого металла выглядели угрожающе. Уильям понимал, почему они вызывали у других тревогу. Сложи нас как надо, словно говорили они, и мы станем тем, чего ты хочешь. Или даже тем, чего ты не хочешь. Из нас может получиться что угодно. А проблемы – особенно легко.
Запрет на наборный шрифт не был по-настоящему узаконен. Но Уильям знал, что граверам
