опустился на колени у иконы Эйна-Дарителя, стоящей в углу комнаты.
С губ сорвался тяжелый вздох:
– Помоги мне найти нужные слова.
От того, что он услышит сегодня, от сказанного в ответ, от поступков короля и кионского посла зависела судьба Алеонте. Однако верного пути Эйнара не видел: или начнется война между городами, или война внутри.
– И разобраться во всем, – добавил, вспомнив мертвую женщину, пришедшую в приют.
История не выходила из головы уже который день. Он должен был вести себя как обычно, поэтому вернулся к детям, решив, что поговорит после, но гостья успела сбежать.
Магия не подводила. Он знал, что убил женщину, и все же она пришла.
Эйнар закрыл глаза и положил руку на дерево, покрытое масляной краской. Икона была старой, ровесницей самого города. Ему нравилось думать, сколькие же смотрели на нее и просили ответов – будто тонкая ниточка тянулась к нему от предков.
– Я ведь поступаю правильно? – спросил Эйнар. – Она держала людей как в рабстве – и женщин, и девушек, и даже совсем девочек, а вороны закрывали глаза.
Стоило вспомнить об этом, ответ перестал быть нужным. Пока власть спит, а полиция продается, нельзя оставлять своих людей.
– Я все сделаю. Ты выбрал меня, я знаю.
Альвардо говорил так. Учитель дал веру, дал опору в жизни, настоящий дом и семью. Подобрал семилетнего мальчишку, оставшегося без родителей, и указал путь.
Вдруг пальцам стало горячо и липко. Открыв глаза, Эйнар отшатнулся. От резкого движения икона упала на пол. По лицу Эйна текли слезы – две кровавые дорожки, тянущиеся так карикатурно медленно. Эйнар прижал икону к себе и попытался рукавом утереть поверхность, но влажные капли выступили снова.
Безумие, это безумие. Такого не могло быть.
Эйнар приблизил икону к лицу, стараясь сквозь кровавую пелену разглядеть каждую черточку бога. И все же это было реальностью, это происходило и что-то значило. Он убрал несколько капель и растер кровь между пальцами. Такая живая, такая сильная и горячая, что сердцебиение казалось почти ощутимым. Словно Эйн перед ним был не иконой, а реальным человеком, и действительно плакал – плакал тяжелыми кровавыми слезами в ответ на вопрос своего сына.
– Ты же не оставил меня? – голос прозвучал сдавленно.
Эйнар сунул икону под подушку и, выпрямившись, снял испачканный сюртук. Он во всем разберется, только нужно немного времени. Это просто…
Сделав глубокий вдох, Эйнар подошел к платяному шкафу и рывком открыл дверь. Внутри висело пять одинаковых белых сюртуков, у каждого – по две красные полосы на левом и правом рукавах. Столько же белых рубашек. Последняя в ряду висела не той стороной, и Эйнар быстро поправил ее. Вернувшийся порядок успокоил мысли.
Ему говорили, что не следует надевать другое – ставший душой должен верно служить городу и в любом месте, в любое время суток не забывать, кто он. Церковь учила жить свободно, выбирая себя и свой путь, но все же один ее служитель
