по факту только оформляет. А мы.
В какой-то момент, когда ты расследуешь преступление, ты понимаешь – вот кто виновен. И дальше уже – вопрос улик. Конечно, это далеко не всегда получается именно так… по большинству преступлений и раскрывать то ничего не надо – вот труп, вот орудие преступления, вот похмельный преступник – следователю только допросить да обвиниловку составить, всего-то. Есть преступления, которые раскрываются экспертными методами, тут тоже многое от следователя зависит, правильно экспертизы назначить – это тоже искусство, понимать, какую именно назначить и какие вопросы эксперту поставить. Есть преступления, которые раскрываются случайно – проговорился преступник, задержали его случайно или случайно его кто-то видел. На такие преступления – а их минимум 95 процентов – особо и мастеров то не надо, нудная, тупая работа.
Но есть неочевидные случаи – не меньше трети из них, кстати, так и остаются нераскрытыми, так что у преступника хорошие шансы, надо сказать – и при таких неочевидных случаях – нужны мастера своего дела, с хорошим чутьем. Таких не готовят в милицейских учебках – в учебке готовят кадры для 95 процентов преступлений. Для оставшихся пяти – кадры готовят сами опера, кропотливо отбирая учеников и передавая им свой опыт – как им в свое время передали. Меня готовил Герасимов. И подготовил. Поэтому, я точно знаю – лжет профессор. И боится. Что-то намудрил он в заключении.
– Мне надо увидеть Ксению Щекун. И прямо сейчас.
– Но вы не можете…
– Могу. Доктор, я даже могу вызвать сюда «Альфу», в течение шести часов она будет здесь. Вам это надо?
Вообще-то «Альфа» подчинялась теперь российскому КГБ и никакого права вызывать сюда «Альфу» я не имел. Но репутация у группы была зловещей, быль и небылицы передавались из уст в уста и припугнуть профессора, промышляющего карательной психиатрией – было не лишним.
…
– Ксения?
Я присел на койку в палате. Палата была на двоих, но Ксения была в ней одна. Она тупо смотрела в зарешеченное окно и ничего не говорила.
У меня не было ее фотографии – и только сейчас я увидел, какой красивой она была. Даже тупое выражение лица и потухшие глаза – не могли ее испортить, с ее пепельными волосами и тонким, почти иконописным абрисом лица.
– Ксения… можно я возьму твою руку?
Она никак не прореагировала… я сделал то, что сказал. Медбрат дернулся, но не прореагировал. Может, потому что репутацию в этом отстойнике человеческих душ – я уже заработал.
Следы от уколов. Сказать, колют ее здесь или это с тех времен – невозможно.
Я опустил взгляд ниже… на ней был халат. Заметил следы уколов на ногах, поднял взгляд на медбрата. Тот не выдержал, сделал шаг назад.
– Что, крест-накрест? Думаешь, на суде поймут?
– Мне-то что? – буркнул медбрат. Доктора прописывают, их судите. Нашли виноватого…
– Осудим. Не переживай, осудим. Не заметил, что времена сейчас другие стали? Демократия… Головой думай, дуболом. Ты ведь крайним будешь – сечешь?
Ксению пытали. Подробности я знал
