начале учебы пьяные третьекурсники подняли меня ночью, отвели в умывальник и сказали постирать тельняшки. И ушли в себе в кубрик, старательно изображая разболтанную морскую походку.
Я тогда дико хотел спать. Постоял минут пять, покосился на гору тельняшек, сваленных кучей в раковине и ушел к себе в кубрик…
На языке нашего училища, или «бурсы» это называлось «забить».
Через час меня подняли и снова притащили в умывальник…
Били меня долго, ногами, руками, единственное, что я мог сделать, это закрывать лицо руками – почему-то очень не хотелось, чтобы лицо было расквашено.
А насчет неделю кровью, это неправда.
Так, для красного словца прибавили.
Три дня всего…
Но после этого действительно на такие унизительные работы меня не поднимали. Мало что ли, других было, которые соглашались?
Тот же Печенег, например…
– Вадим, ты чего молчаливый сегодня? – Чича ерзал на песке, маясь от безделья. – Рассказал бы хоть что-нибудь, а?
– У Профессора свидание сегодня – выдохнул Скорик – Некогда ему рассказы рассказывать.
– Да какое на фиг свидание – я поморщился – Губа в клочья, руки вон все разбиты. Форма как у чушкана грязная вся! Не пойду никуда сегодня. Темнеть начнет – на кондитерку сходим.
При упоминании кондитерки Чича оживился и повеселел окончательно.
– Вадим – опять начал он – Как ты умудряешься с девками знакомиться такими взрослыми?
Парамон хохотнул и полез в карман за сигаретой – Ага, сейчас он тебе все прям и рассказал! Сами со Скориком сколько раз спрашивали. Не говорит.
– Подумаешь! – Печенег презрительно фыркнул – Тоже мне наука, девок снимать! Да я дома как перчатки их менял!
– Ага, сначала с Дунькой Леваковой, потом с Манькой Правокулаковой – Скорик широко улыбнулся – А то и с двумя сразу!
Мы все заржали. Печенег окрысился, но смолчал.
Вообще, парни были правы. Пока сверстники тяжело переживали пубертатный период, я умудрился познакомиться с двадцатидвухлетней Бабочкой. Бабочка – это я ее так называл. Почему, не знаю, наверное, романтика из себя строил. Вообще-то, звали ее Настя, работала она учетчицей в Торгмортрансе, где я разгружал вагоны по ночам.
Настя была тоненькой, бледной и красивой – с пшеничными волосами и большими черными глазами. Сначала мы просто с ней коротали время между прибытиями под разгрузку вагонами, сидя у нее в вагончике – я рассказывал ей всякие истории, благо книг разных прочитал великое множество, а она слушала внимательно, приоткрыв свои пухлые розовые губы.
Потом мы стали уходить вместе с работы – я провожал ее до дома, помогая донести пакеты с импортными деликатесами из разгруженных вагонов.
А однажды я набрался смелости и поцеловал тоненькую бледную Настю в ее пухлые розовые губы – неумело, неуклюже и слюняво.
Настя отпрянула. Я был уверен, что сейчас она как в кино влепит
