баба распахнула дверь и пригласила Эл выйти в коридор.
– Лучше скажи, кто второй? – поинтересовалась она, когда уже топали по коридору в сторону лифта.
– Какой второй? – не поняла Эл.
32
Лифт ехал. Ехал! Причем не натужно скрипя и вздрагивая, угрожая развалиться, а легко, словно взлетал. Словно бы и не было пятнадцати лет разрухи, а лифтер исправно ходил на работу пять дней в неделю, приглядывая за чистотой, порядком и исправностью.
Кабинка остановилось мягко, двери легко дзынькнули и поехали в стороны.
– Осторожно, – тихо шепнул в самое ухо француз.
Анри стоял позади него, но Слава даже не повернулся. Он вообще никак не отреагировал. Он смотрел вперед.
Перед ними тянулся коридор. Ветвился, упирался отростками в двери. А в дюжине метров от лифта стояли две женщины. Одна из них радостно рванулась к Славе, потом вдруг остановилась, уткнувшись взглядом в улыбающуюся морду француза.
– Ты что, с ним? – растерянно пробормотала Эл.
– Нет, – отозвался Слава, не глядя на сутенера. – Это он со мной. Где машина и пистолет?
– Машина внизу, – вяло отозвалась Эл, порастеряв былую радость. – А пистолет конфисковали.
– Пистолет у меня в кабинете, – выступила вперед вторая женщина. – Можете забрать.
Ответить Слава не успел, он даже не успел поинтересоваться, кто это, собственно, такая, потому что в ухе снова защекотало от жаркого шепота француза:
– Славик, чур, вторая моя. Ты посмотри, какие сиськи!
33
Борик бежал через лес уже не боясь лишнего шума. Змий сообразил, что что-то не ладно, значительно раньше, чем предполагалось. Теперь Борику оставалось только бежать что есть мочи и надеяться, что не догонят.
Лес был незнакомым, потому куда бежит, он не догадывался. Только старался держать направление, а если и менял, то соотносил это с местом, где остановилась машина, когда он якобы пошел до ветру. Так оставалась хоть какая-то точка отсчета, хоть что-то знакомое, к чему можно вернуться при необходимости.
Березки и прочие кусты-деревья закончились. Борик с разбегу влетел в ельник. Продрался сквозь маленькие, зеленые, пахнущие молодой хвоей елочки, оказался среди могучих голых стволов. Зелень унеслась куда-то высоко наверх. В лицо теперь тыкались сухие мертвые лапы, да липла паутина. Пахло смолой. Борик мчался, лавируя между елок, а они все не кончались и не кончались.
Сзади дико затрещало. С таким треском проламываются сквозь заросли лоси, озверевшие кабаны и люди, не умеющие передвигаться по лесу. В подтверждение этой мысли кто-то громко и зло выкрикнул, срывая дыхание:
– Стой, сука!
«Хрен тебе», – пронеслось в голове. Борик дернулся вперед с утроенной силой, тем паче что уже совсем близко маячили кусты, светлели березки.
Треснуло, раскраивая пахнущий смолой воздух, эхом унеслось под высокий зеленый хвойный купол. Опаньки, вот и отстрел бориков начался. Сезон охоты открыт.
