в семь вечера, вполне успеем, не вижу повода отказываться.
– Я с тобой. Не пропадать же билетам. Майка, тебе денег не жалко? – Экономная Наталья еще пыталась воззвать к разуму коллеги.
– Антона возьмите. Сейчас я ему позвоню.
Наталья сделала круглые глаза. Антон Фролов, четвертый член команды бортпроводников, неплохой парень, но слишком недвусмысленно оказывал Наталье знаки внимания и бывал порой слишком навязчив. И дело не в верности мужу, хотя и в ней тоже, просто Антон был младше, да и от служебных романов одни неприятности.
Конечно же, Антон согласился.
– Лучше бы Камаева позвали, – шепнула Наталья, когда они спустились в холл. – Два часа шуток этого клоуна я не вынесу.
«А два часа с Камаевым не вынесу я», – подумала Жанна и, как назло, увидела его. Он стоял у выхода.
Второй пилот в белой футболке, открывающей мускулистые плечи, и джинсах, ладно сидящих на длинных ногах, выглядел неприлично секси, как сказала бы Майя. Жанна быстро подхватила Антона под руку и звонко рассмеялась в ответ на какую-то его глупую шутку. Камаев поднял глаза, увидел их веселую компанию, кивнул, обозначая приветствие, и резко отвернулся.
Отношения у них с Камаевым не задались с самого начала. Каждый раз, как им выпадало лететь в одном рейсе, они находили повод наговорить друг другу колкостей. Лично она, конечно, знала причину. Она на него «запала», по выражению Натальи. Причем «запала» совершенно необъяснимо, иррационально. Ей ведь никогда не нравились мужчины такого типа: самоуверенные эгоисты, замкнутые на себе и своих проблемах. Еще два дня назад она надеялась, что необъяснимая тяга к не слишком любезному пилоту растает как торсионный след в небе, но последний рейс, такой сложный и опасный, многое изменил.
Антон продолжал балагурить, Наталья безуспешно пыталась завести разговор о чем-то серьезном типа культурного наследия. Жанна машинально кивала в такт голосам коллег, а сама мысленно снова и снова проживала разговор с Камаевым сразу после матча и предшествующий этому разговору поцелуй, который до сих пор горел на ее губах. Как и место чуть выше поясницы, куда легла его горячая ладонь, когда он властно привлек ее к себе уверенным движением. Таким, каким никто и никогда до него не смел коснуться ее, не рискуя получить по рукам или по какому другому месту. А вот этот ордынец, домостроевец и самоуверенный наглец смог. И получил потом. Не по рукам (а жаль), а словом, удар которым порой больнее, чем битой. И она снова вспомнила его взгляд и движение, с которым он как бы слегка оттолкнул ее. Какая же она все-таки дура!
Но он? С какого перепуга ему вздумалось ее поцеловать? Он же всегда относился к ней, как и ко всем женщинам, с легкой долей снисходительности. Или это чисто подсознательное? Раз уж спас ее от верной смерти, так теперь можно не церемониться? Жанна невольно потрогала шею, где еще виднелись следы удушения. На самом деле она свинья неблагодарная. Камаев и правда ее спас, героически, можно сказать. А она ему нахамила. Как всегда, впрочем. Нет, они
