style="font-size:15px;"> Катарина рассуждала о темной стороне жизни словно о чем-то неизбежном, вроде смены времен года или течении времени.
Для своего скромного домика его мать привезла свою лучшую мебель и ковры из Мюнхена и Любека. Томас замер от удивления, увидав их на новом месте; вещи казались призраками, знаками того, что старый мир их не забыл.
Скоро мать почувствовала себя в деревне как дома. Она сама готовила завтраки, но не возражала, когда Катарина или ее дочь прислуживали ей за ужином, а Виктор с удовольствием проводил время в полях с Максом Швайгардтом и его сыном.
Вскоре Юлия начала принимать в новом доме гостей. Она пыталась вести себя как в былые времена в Любеке и так носилась с самыми заурядными соседями, словно те явились из какого-то особенного мира. Если кто-то приезжал на велосипеде, она требовала, чтобы ей позволили его осмотреть, и восхищалась его устройством. В деревне Юлия расцвела; ее там называли «фрау сенатор».
Между рождением второго ребенка, Клауса, и третьего, Голо, прошло три года. Старшие дети росли требовательными и шумными, Голо орал что было мочи, поэтому Томас находил визиты к матери в Поллинг весьма расслабляющими.
Однако сам дом, сараи, амбары, фруктовые деревья, загоны для скота, пчелиные ульи, а равно атмосфера патриархального земледелия и скотоводства вызывали его живой интерес. Он стремился узнать Баварию, чтобы когда-нибудь перенести место действия будущего романа в одну из местных деревень.
Томасу нравилось гулять по окрестностям и пустым коридорам старинного монастыря. Это стало привычкой. Наверху была одна комната, на вид бывшая монашеская келья. Ветви вяза под высоким окном пятнали крашенные темперой стены. Томас любил здесь сидеть, наслаждаться тишиной и изменчивым светом, думать, что некогда келья была местом, где предавалась молитвам и размышлениям одинокая душа. Под кельей располагалась большая комната, которую называли комнатой настоятеля, и в ней Томасу нравилось читать.
Он обедал с матерью, обсуждая ее заботы, – Юлию тревожила Карла, которая получала маленькие роли, а потенциальные женихи не отвечали ее высоким требованиям.
– Она не актриса, – говорила Юлия. – Никогда ею не была и никогда не станет. Но попробуй ей такое сказать! Когда Лула заявила без обиняков, что актриса из нее никудышная, Карла перестала с ней разговаривать. Разумеется, Генрих ее поощряет, но она слишком зависима от его поддержки. Пора ей обзавестись семьей и посвятить себя домашнему хозяйству, но она встречается только с актерами, а от них мало толку.
Томас вспомнил, как видел Карлу в какой-то проходной комедии в маленьком театрике в Дюссельдорфе. На сцене она держалась как трагическая героиня даже в комических эпизодах. За ужином после спектакля Томас заметил, что сестра не находит себе места. Она без конца спрашивала брата, понравилась ли ему ее игра. После нескольких выпитых бокалов Карла очень походила на мать.
Сестра редко упоминала о его собственных жене и детях. Когда Томас заводил о них разговор, она меняла тему.
