девятьсот девяносто первый! – гаркнул легаш и придавил добычу сапогом.
– Иэк! – икнул Тюлип, оцепенев от страха.
Легавый же его в упор не видел. Теперь он стал с остервенением скрести себе грудь и скоро снова обдал Тюлипа черным вонючим дымом:
– Тысяча девятьсот девяносто второй!
В руке у него извивалась пойманная тварь, и он разглядывал ее, ликуя:
– Что, попался?!
– Кретин! – пропищала тварь.
– Мразь! – изрыгнул легаш и придавил добычу сапогом.
– Иэк! – икнул Тюлип.
Он извлек из кармана окурок, потянулся, привстав на цыпочки, к свечке и робко спросил:
– Дашь, дядя, огоньку?
Надо же завязать разговор, хоть какой-никакой…
– Тысяча девятьсот девяносто третий! – рявкнул легаш, вытянул нового червяка из пупка и уже занес ногу.
– Умру, но не сломаюсь! – отважно пропищал червяк.
– Так получай! – взревел легаш и опустил сапог.
– Иисусе! – пискнул червь и испустил дух.
– Иэк! – икнул Тюлип. – Дай, дядя, огоньку!
– Видали? Это еще что такое? – удивился легаш. Схватил Тюлипа за шкирку, поднял, обнюхал и поднес к кишащим червями глазницам.
– Ой, мама! – завизжал Тюлип и забарахтался на весу.
– Слюнтяй какой-то! – решил легаш и разжал пальцы.
Тюлип упал на землю, а легаш-громадина занес сапог, но топнуть не успел – так с задранной ногою и застыл и давай скрести себе спину…
– Тысяча девятьсот девяносто пятый! – гаркнул он, потрясая рукой.
– Смерть легавым! – пропищала пойманная тварь. Легаш не дал ей продолжить – с размаху раздавил сапожищем.
– О-огоньку? – пролепетал Тюлип. – Огонечку… Смерив его брезгливым взглядом, легаш снова выпустил изо рта вонючее черное облако:
– Здесь курить запрещается!
Но в ту же секунду дернулся и топнул ногой:
– Ага, тысяча девятьсот девяносто шестой!
– Имя мне легион! – гордо вымолвил червь, прежде чем проститься с жизнью.
Тюлип сунул окурок обратно в карман, собрал все свое мужество и ринулся на приступ преграждавшей ему путь великанской ноги, цепляясь за волосины, чтобы не сорваться. Штурм увенчался успехом, Тюлип, живым и невредимым, оказался за спиной у легаша, утер выступившие на лбу капли холодного пота, толкнул заржавевшую дверь и тут же получил обильный плевок в правый глаз.
– Что за шутки? – возмутился Тюлип.
Двое крошек-легашечек в штатском сидели под ручку на гробу, а в свободной ручке держали по зажженной свечке. Вид у обоих был довольно неопрятный, прямо скажем, неряшливый вид: расстегнутые жилеты, распущенные пояса, – должно быть, для большей вольготности. Одутловатые физиономии отражали
