ь, что смысл его постиг,своим глазам позволишь отдохнуть.
Веянье апреля
Снова апрельский дух;
жаворонки взлетели
в небо, где плечам тяжел свет,
а сквозь ветви уже виден день,
чей в пустоте расцвел свет, —
но после сумерек длительных и дождливых
солнечно-золотая
рань сквозь туманы
проступает, на фасадах зданий витая,
где окна, как раны,
открываются среди теней боязливых.
Потом тишина. Без всякой отсрочки
дождь сверкает на мостовой,
и звук его живой
впадает в блеснувшие почки.
Два стихотворения к шестидесятилетию Ганса Тома
Лунная ночь
Такую ночь назвать негоже хмурой;
южнонемецкий воздух при луне
часы роняет с башни в тишине,
чтобы они тонули в глубине,
а сторожа, фигура за фигурой,
прошли, перекликаясь, в стороне,
и скрипка зазвучала как во сне,
напоминая вслух о белокурой.
Рыцарь
Едет рыцарь в панцире черном, стальном —
навстречу любви и вражде.
Все впереди: даль, дол за холмом,
пиршества, прелести дам и дом,
Грааль в награду, песнь за вином;
в тысяче образов и в одном
Бог перед ним везде.
Панцирь – тюрьма стальная, литая,
узилище или обитель,
где смерть сидит, мечтая, мечтая:
где мой освободитель,
чей меч – мои оковы
ради доброго дела
разрубит, и вместо обновы
свобода будет сначала
для скрюченного тела,
чьи мышцы готовы:
ах, как я бы играла
и пела!
Девичья меланхолия
Мой рыцарь юный предан мне
почти как древний стих.
Приходит он, как по весне
вихрь налетает в тишине,
уходит, как в голубизне
звон колокольный в стороне,
где свет преображен.
С глухой тоской наедине
слезу в прохладном полотне
ты прячешь: плач твой тих.
Мой рыцарь юный верен мне,
и он вооружен.
Улыбкою при ясном дне
сияет он, и в белизне
слоновой кости, в тонком сне
его черты, как свет в окне
морозном, жемчуг на стене
и при луне
страницы книг твоих.
О девушках
I. «Иные пролагают мечтами…»
Иные пролагают мечтами
к темным поэтам путь
и просят кого-нибудь,
чтобы позволил взглянуть,
как струны ладят перстами;
но для девушек простых
мост к видениям не нужен;
их улыбки – нити жемчужин
над серебром, украшающим пир;
ими-то доступ и обнаружен
и к поэту,
и в этот мир.
II. «Девушки! От вас одних поэты…»
Девушки! От вас одних поэты
научились говорить о вас,
находя не ваши ли приметы
в звездах, предвещающих рассветы
вечностью, чей наступает час.
Но пускай поэты молят страстно,
знайте: как мольбы ни горячи,
им вы уступили бы напрасно,
ибо соблазняться вам опасно
даже тяжестью парчи.
Пусть поэт мечтает о свиданьи
со своей мечтой наедине
в сумрачном саду, где в тишине
на скамье сидел он в ожиданьи,
в комнате, где лютня на стене.
Вас не ищет он средь лиц и звуков;
дорожит он сумраком дорог,
так же безнадежно одинок,
светлой не застав под сенью буков,
рад к себе забиться в уголок.
…И ему противны голоса,
вечно доносящиеся
