поставила еще на минуту.
Достала семгу, разложила поверх салата.
– Для полного счастья не хватает лимона. Мне лимоны запретили. Посидите минут десять, я сбегаю в соседний ларек.
– А лайм не подойдет? У меня с собой есть два. Вчера купил домой, но забыл выложить.
– Это очень кстати. Дайте один.
Глеб отправился в ванную мыть руки.
Я побежала на кухню, выдавила на все половину лайма, уложила на тарелку и принесла в столовую.
Все вместе заняло четыре с половиной минуты.
– Быстро, – оценил Глеб, откусил раз, откусил другой. – Вкусно… Красиво было бы на желтой тарелке.
– Я держу только белую посуду, без рисунка. Мне так почему-то вкуснее.
– Это – позиция. Уважаю.
Мужчина, утоляющий голод, – волшебное зрелище, особенно если он ест то, что приготовлено тобой. В таких случаях я испытываю счастье пещерной женщины.
Жаль, что он все съел так быстро.
– Накормила, напоила, в бане парить не буду – горячую воду на два дня отключили. Так что с чистой совестью можно байки слушать.
– Я вообще-то родился и вырос в Москве.
– Кошмар. Как же оказались в Петербурге?
– Здесь есть по меньшей мере четыре вещи или явления самого высокого мирового уровня. Это архитектура, Эрмитаж, балет и фарфор. Ничего подобного нет в Москве. Разве что балет, но он все равно имитирует петербургский. И потом, Петербург был столицей России в самый лучший период ее истории. Ни до, ни после Россия не была столь великой. Он как вдовствующая императрица, которую можно оскорбить, ограбить, даже изнасиловать, но лишить ее титула и прошлого – невозможно. Петербург был не в масть, не по рылу большевикам. Не по рылу он и нынешней власти. Чтобы достойно содержать императрицу, нужно иметь империю. Поэтому Петербург умирает. И он прекрасен в этой агонии. Дух смерти здесь – везде, и это неповторимо. Нужно все это наблюдать. Потому что все это исчезнет.
– Да вы, батенька, декадент.
– А вы разве не декадентка? Поразительно, с какой скрупулезной тщательностью вы собирали эту мебель, эти интерьерные мелочи, а ведь люди, которые все это сделали, давно мертвы. Вы живете среди посланий с того света. От тех, кто сделал эти вещи, и от тех, кто жил среди них. Это десятки, если не сотни людей. По ночам их тени, должно быть, обступают вас и говорят с вами.
– Какое у вас воображение! Я начинаю понимать, почему вы так одеваетесь.
– Как – так? Вы не одобряете?
– Одобряю, но задумываюсь о том, что побуждает вас так отличаться от других. Наверняка есть какая-то причина.
– Я просто разрешил себе выглядеть так, как я хочу, как себя чувствую. Я не хожу на работу в общепринятом смысле этого слова, мне не нужно подлаживаться под правила. Бывают случаи, когда компромисс необходим. Я иду на него
