вот-вот и исчезнет река, скроется из виду дорога, поглощенная корявыми тяжелыми ветками.
После полудня заметили прорубь. Две женщины в овчинных полушубках и глухо повязанных платках полоскали белье. Лиц их не было видно, красные от холодной воды руки напоминали гусиные лапы. Услыхав лошадиное ржание, обе тревожно подняли головы – старуха и молодица – заоглядывались на берег – не кликнуть ли мужиков? Молодица прищурила глаза, всмотрелась… Выплеснувшийся из-за облака луч солнца вспыхнул на шлемах воинов, заиграл на наконечниках копий, на круглых умбонах щитов… Женщины облегченно вздохнули. Свои! Кому ж тут еще оружному взяться, как не ладожскому наместнику, князю Хельгу-Олегу?
Бросив белье, обе поклонились:
– Здрав будь, князь-батюшка!
Поклонился и ярл – знал, не рабыни то, свободные жены:
– И вас пусть берегут боги. Келагаст-людин здрав ли?
– Здрав, хвала берегиням. На охоту ушел, вас-то к обеду еще ждали.
– Задержались, – коротко ответил ярл, поворачивая коня к пологому берегу.
Келагастова усадьба была погостом – местом, куда свозилась дань с ближайших хуторов, к моменту появления Хельги с дружиной все было уже приготовлено, ждало в амбарах, только вот ярл решил тогда все на обратном пути забрать, чтоб не тащить лишний груз в пашозер-скую сторону, теперь вот – забирал. Усадьба Келагаста – просторная, в полдесятка изб и амбаров – располагалась на пологом холме средь высоких, рвущихся к небу сосен. За частоколом – частью старым, а частью уже и новым, из смолистых бревен – побрехивали собаки, в распахнутые ворота, навстречу показавшемуся из-за ольховых зарослей обозу, с радостным гомоном бежали дети, смешно переваливаясь в сугробах. Еще бы им не радоваться! Люди, кони, оружие – этакое-то развлечение! Взрослые стояли молча, сурово. Смотрели выжидательно, теребя в руках снятые шапки, – княжий наместник за данью впервые – как-то все будет?
Въехав за частокол, дружина спешилась. Серебром блеснули на солнце кольчуги, загорелись щиты – алым и густо-синим, заиграли золотым шитьем плащи. Кони – ах, какие кони, какие красавцы, вороные, каурые, белые, словно первый выпавший снег, – нетерпеливо перебирали ногами. Позвякивала сбруя, украшенная у кого тщательно начищенной, пылавшей в солнечных лучах медью, а у кого и серебром-златом, разноцветные чепраки соперничали по красоте с плащами всадников. Разглядев дружину, тут уж и не только ребятня удивленно пооткрывала рты. Не показывая вида, Хельги-ярл был очень доволен произведенным впечатлением. Он давно уже – с тех пор как били в голове барабаны и чужая душа сливалась в одно целое с его разумом – научился перенимать многое у других, независимо от звания, и не стеснялся этого делать. Вот и на этот раз, отправляясь в полюдье за данью, приказал дружинникам надеть самое лучшее. И взять лучших коней – двое саней везли для них овес и сено. Хорошо запомнил ярл беседу с киевским отроком Порубором о том, что по одежке встречают, да и не только встречают… Хорошая одежка и вести себя заставляет соответствующим образом, и уважение вызывает. Посмотрев на
