мы погрузили матрасы и оставшиеся сумки, накрыли багаж брезентом и закрепили ремнями.
Ринго терпеть не может переноску, поэтому я завернула его в мягкое полотенце и прижала к груди, чтобы он успокоился, но кот всё равно сопротивлялся, шипел и царапался.
Я втиснулась между мамой и папой на переднем сиденье и потёрла кровавую ранку на пальце. Ринго жалобно мяукал, и сердце у меня сжималось.
– Включим музыку или аудиокнигу? – спросил папа. Он ещё ненадолго задержал машину перед домом, который был уже чужим.
Мы промолчали. Папа завёл тарахтящий мотор, проехал под аркой эвкалиптов-призраков и вырулил на главную дорогу. В самый последний раз колёса со скрипом прошлись по гравию перед ровным асфальтом, и австралийская овчарка соседей облаяла нас на прощание из-за забора.
Мы отдали ключи в бюро недвижимости и подъехали к обзорной площадке.
– Взглянем на неё в последний раз, – предложил папа.
Мамино лицо оставалось непроницаемым. Она молчала всю дорогу, но сейчас наконец заговорила:
– На это уйдёт не меньше получаса. Давай не будем всё усложнять, Стив. Просто поедем.
– Прогулка нам не помешает, – возразил папа. – Разомнём ноги, подышим свежим воздухом, попрощаемся с родными местами. Идём, Хелен.
– Я останусь в машине, – отрезала мама. – Почитаю книгу.
– Как хочешь.
Мы с папой пошли без неё, но я до последнего надеялась, что мама передумает. К сожалению, когда я обернулась, по тропе вышагивала только кустарная индейка. Земля тут была неровная и холм крутой, поэтому я старалась смотреть себе под ноги. Правый глаз у меня видит почти идеально, а левый мне удалили ещё в младенчестве, из-за рака, и заменили протезом. То есть глубинное зрение, которое помогает воспринимать объёмное пространство, у меня не очень. А ещё я могу не заметить, если слева что-то мелькнёт.
Кустарники на обочине были сухие и коричневые, изнывающие от жажды, а трава и облетевшие листья хрустели под ногами.
– Здесь давно не хватает мощного, затяжного ливня, – сказал папа, словно прочитав мои мысли. – Жалко, конечно. Всего пару лет назад эти места дышали жизнью.
Мы поднялись к серым валунам, покрытым оранжевым лишайником, и нам открылся обширный вид на поля цвета тусклой соломы и редкие стволы эвкалипта на склоне. Пейзаж был всё ещё красивый, но уже не такой, каким я его помнила.
– Ты точно уверен, пап? – спросила я, понимая, что это мой последний шанс его переубедить. – Ты же сам говорил, что никогда не бросишь Коттон ради города.
– Говорил, – признал он. – Но в жизни иногда приходится делать то, чего тебе не хочется, и менять планы. Попробуем найти в переменах какие-то плюсы. Это мы умеем. Ну, пойдём, пока мама без нас не уехала.
– Но мы же будем навещать Коттон? Здесь все наши друзья.
– Разумеется. Он навсегда останется нашим домом, неважно, как далеко нас забросит жизнь.
Под горку шагалось намного быстрее и проще,
