из проворных. – Он поправил галстук. – Дайте мне двести пятьдесят.
Эмма затаила дыхание и перевела взгляд на бабушку. А ту всё это, похоже, здорово забавляло.
– Двести, я сказала. Вообще-то говоря, не мне ли здесь положено быть тугой на ухо? А?
Гансман рассерженно сощурил глаза.
– Такса-Долли… А ведь вы, кажется, всегда были такой упрямой, верно? Дядя как-то сказал, что голова у вас будет потвёрже кладбищенской стены. Не связывайтесь с Долли, говорил он.
– Да-да, он хорошо меня знал, – усмехнулась Долли. – Даже очень хорошо. Когда-то он хотел забрать меня с собой в Америку, но это давняя история. Ну так как? Двести?
Гансман пожал плечами.
– Двести. Будто у меня нет дел поважнее, чем торчать здесь и торговаться по мелочам со старой женщиной. Давайте деньги, но тогда и лошадёнку сразу с собой забирайте, ясно?
– Да, так и сделаем, – вырвалось у Эммы. – С удовольствием.
Гансман на неё даже не взглянул.
Долли достала из кармана куртки кошелёк и отсчитала деньги ему в руку.
– Да, и вот ещё что, – прибавила она. – Я предпочитаю такие вещи оформлять в письменном виде. Напишите мне на листочке, что я приобрела лошадь на законных основаниях.
Гансман вздохнул. Его телефон зазвонил, но он не обратил на него внимания.
– Будут ещё особые пожелания? Может, мне эту клячу ещё и упаковать красиво, и бантик ей подвязать?
– Нет, спасибо, – сказала Долли. – В этом нет нужды. Мы её так заберём.
В ответ Альберт Гансман и тут залился смехом, но звучал он ненамного приятнее.
– И на кой ляд она вам вообще сдалась? – спросил он.
– Да видите ли, – Долли окинула взглядом спальню Клипербуша, – я, собственно, лишь хотела спасти Миссисипи от забойщика – уверена, что вам этого не понять. Но раз уж она теперь стоит такой кучи моих кровных денег, заработанных тяжким трудом, у меня появилась ещё и другая идея. Моя внучка без ума от лошадей. А от моего старого мерина проку уже мало. Вот я и подарю кобылу ей.
Эмма смотрела на Долли, окончательно потеряв дар речи.
А Гансман опять рассмеялся.
– Тэк-тэк, – с издёвкой сказал он. – Что ж, деточка, как говорится, будьте счастливы. Прям мечта, а не лошадь!
Только Эмма не обратила на него никакого внимания. Словно онемев, она всё ещё стояла и вдумывалась в слова, только что произнесённые её бабушкой.
– Что писать? – спросил Гансман, раскрывая свой блокнот.
Долли продиктовала:
– Настоящим подтверждается, что я, Альберт Гансман, продаю Долорес Блюментрит кобылу Миссисипи по цене в 200 немецких марок. Дата. Подпись.
Когда Гансман протянул Долли подписанный листок, она его тщательно перечитала. Затем, кивнув, свернула и засунула в карман брюк.
– Большое спасибо. Может случиться, что вы всё-таки ещё отыщете в этом матраце золотые
