страшнее, чем грабители.
Дегтярев замер в кресле, как того требовал протокол № 1720 «О проверке полицией граждан». Запрещалось двигаться, разговаривать и даже смотреть на стражей порядка во время систематических проверок. В небольшую однокомнатную квартиру вошли двое полицейских и собака. «Так быстро?» – делая вид, что смотрит передачу, подумал жилец. Он пытался утешить себя, что это просто плановая проверка дома. Как и раньше люди в синих комбинезонах с отличительными знаками, электродубинками на поясах и массивными касками своим видом просто напомнят о вседозволенности и уйдут, так и не сказав ни слова. Эта практика была весьма действенна. Дегтярев после этого часто неделями не мог писать, но со временем, всё возвращалось в своё русло. Но сейчас он был запечатлен беспощадным оком фотодрона и мог только утешать себя в последние часы фальшивой свободы, что всё уляжется.
«Мухтар» быстро дышал, высунув язык. Казалось, он не слишком заинтересован в происходящем, а может просто ждал команды «фас», как каждый порядочный пёс. Мелкая сошка Режима, второй полицейский, приблизился к тайнику с машинкой. Смотреть, оторвав взгляд от телеэкрана нельзя, но Дегтярев всё же бросил пару тревожных взоров, и его сердце бешено заколотилось – ногой в тяжелом ботинке полицейский разнес кирпичную кладку и привстал на одно колено для обыска. Позади Дегтярев услышал щелчок затвора пистолета.
– Запрещено, – сухо сказал полицейский, держа в руках потрепанную временем машинку. – Гражданин с ИИН один, девять, девять, четыре, один, ноль, ноль семь, вы обвиняетесь…
Дальше Дегтярев уже не слушал, его мысли были громче слов стража безумного порядка. «Черт возьми, и как мы это допустили? Еще сорок лет назад мы были относительно свободной страной, со своими проблемами, конечно, но тогда выразить свою мысль мог каждый. Но почему, что случилось? – спросил он себя, но давно знал ответ. – Равнодушие, преступный нейтралитет. Как оказалось для торжества зла требуется, только чтобы добро бездействовало».
Полицейский закончил зачитывать обвинение. Жильцу было приказано встать. Он повиновался. За спиной защелкнулись наручники, но с изуродованных кистей они сразу же свалилась на пол. Тогда полицейские заломили руки арестованному, и повели к выходу. В коридорах дома не было ни одного человека.
Дегтярев хотел кричать и плакать, молиться и проклинать, но какой толк? Впереди жуткие дни, а может и месяцы пыток. Совсем скоро он пожалеет, что не вышел в окно вслед за улетающим фотодроном. «Откуда машинка? Где тексты?» – осыплет вопросами специально назначенный для этого человек. Затем Дегтярёва торжественно объявят врагом народа, припишут связи с заграничными государствами, обвинят в шпионаже и предательстве. А ведь он просто хотел писать. «А раньше, – думал Дегтярёв, когда полицейские забросили его в кабину автозака – в те далекие времена свободы, каждый пишущий мог найти тысячу причин, чтобы не набросить и строчки – времени нет, слишком устал или не приходит призрачное
