отводя глаз от седой воспитательницы с флажком в руке. Нарисованная широкими мазками стрелка на стене указывала путь в бомбоубежище.
Сергей хорошо расслышал красивый голос женщины, со спокойной интонацией выговаривающий:
– Скорее, скорее детки, не забывайте смотреть под ноги. Вася, не дёргай Иру за пальто, она упадёт.
Когда последний ребёнок шагнул на тротуар, воспитательница коротко глянула в сторону Сергея, встретившись с ним глазами с невысказанным вопросом: как долго? Ответа на него он не знал и только крепче стиснул руль, страдая от невозможности прекратить войну сразу, немедленно, не сходя с этого места, пусть даже ценой своей жизни.
Проезжая по знакомым улицам, опутанным очередями близ магазинов, Сергей стал представлять себе первый день мира. Каким он будет? Наверное, весенним. Победа обязательно должна прийти весной, вместе с жёлтыми брызгами мать-и-мачехи и треском птиц на старых деревьях. Вместо аэростатов заграждения по небу полетят разноцветные воздушные шары, а дети будут не жаться друг к другу, спасаясь от страха, а смеяться и есть мороженое. А ещё он возьмёт Катю за руку и поведёт на набережную Невы к Медному всаднику. Она расплетёт свои смешные косички, и он увидит, как её волосы вьются на ветру.
Сейчас Медный всадник заколочен досками и завален мешками с песком, но День Победы царь Пётр должен встретить с открытым лицом, дабы убедиться, что его город выстоял и победил, а иначе и быть не может.
По дороге трижды проверяли путёвку, а в последний раз молодой солдатик так внимательно осматривал кузов, что Сергей едва удержался, чтобы не сказать ему что-нибудь насмешливое, как бывало в школе между мальчишками.
Нужный адрес располагался в глубине двора огромного знания Академии художеств, увенчанного статуей богини Минервы. По-военному укутанная в рогожу, Минерва взирала на копошащихся внизу людишек с каменным равнодушием власти над вечностью. Он улыбнулся, вспомнив, что в детстве называл эту статую «тётя на крыше».
Толкнувшись в несколько запертых дверей, Сергей наконец нашёл открытую и вошёл в просторное помещение. Первое, что он почувствовал, было ощущение пронзительного холода. Казалось, что мороз сочится из толщи стен, обволакивая тело ледяным компрессом. Заколоченные фанерой огромные арочные окна почти не давали света, но позволяли разглядеть груду ящиков у входа, небольшую муфельную печь в углу, видимо, давно забывшую о топливе, и широкие столы с лежащими на них инструментами. Но не холод главенствовал в этом вымороженном помещении, а тепло, которое излучали яркие мозаичные панно на стенах и рамах. Среди руин и блокадного мрака панно казались созданными из солнечных брызг, случайно упавших на мёрзлую землю. Отливая глянцем, всплески красок дробились, множились, распадались на мириады искр с тем, чтобы снова соединиться, образуя целое. Раскрыв глаза от изумления, Сергей застыл посреди помещения и пришёл в себя от лёгкого покашливания.
Он резко обернулся.
За одним из столов сидел сухонький старичок и красными от мороза
