в голове в слово «конец».
На ум пришла дурацкая мысль: сюда бы перенести из загробного мира Ивана Айвазовского, он бы столько шедевров намалевал, до конца жизни хватило бы.
Сквозь рёв ветра донесся крик квартирмейстера:
– Всем укрыться в каюте!
Матросы потянулись в бывшее логово капитана, а теперь временно мое. В этот момент корабль начал взбираться на чудовищно огромную волну. В душе появилось какое-то неприятное сосущее чувство, словно я влюблен в кого-то и меня ждет жёсткий облом.
Тем временем ветер стал просто ошеломительно силен. Он сдувал шапку гигантской волны, и на нас летели потоки воды и клочья пены. Пакетбот забрался на вершину океанской горы и завис на самом гребне.
В романе Жюля Верна «Дети капитана Гранта» учёный-географ Жак Паганель назвал Альпы «карманными» горами, этого же водного монстра, он вряд ли бы охарактеризовал так уничижительно, несмотря на всю свою стойкость и мужество.
– Матерь Божья, – прошептал я одними губами, осеняя себя крестным знамением. Плевать, как я выгляжу со стороны. Это действительно до чертиков пугающее зрелище, даже несмотря на то, что где-то на заднем плане бродит мысль о том, что это просто игра.
«Сладкая Месть» покачнулась, и заскользил вниз, ускоряясь с каждым мгновением. Отдаленно это было похоже на то, как если бы мы на санках летели с Эвереста.
– А-а-а-а! – орал кто-то тоненьким голоском. Твою мать, это же я завываю, не замечая потоков воды заливающих рот!
– А-а-а-а! – мужественно вторили мне неписи вразнобой.
Удар, скрип, брызги. «Сладкая Месть» подпрыгнула как поплавок и завертелась на месте. Прочность судна заметно просела. Квартирмейстер справился со штурвалом и снова направил корабль против волн.
– Когда кипит морская гладь, корабль в плачевном состоянье, – с громадным облегчением шепотом продекламировал я строки знакомые со школы, и от греха подальше двинулся к дверям каюты.
Оказавшись в ней, подумал о пьянчужках в кубрике: не залило ли их там? Живы они вообще или уже нет? Одновременно было немного жалко последовавших за мной неписей, – такая смерть ужасна, хотя любая смерть ужасна, и в то же время я ненавидел их всей душой. Вскоре ненависть вытеснила жалость, и я перестал думать о них. Легче забыть того, кого ненавидишь, чем того, кого жалеешь.
В каюту начали заползать бывшие матросы «Черепахи» и нынешние спасители «Сладкой Мести». Да уж, ну и выкинула фортель их цифровая судьба.
– Что за шторм, что за шторм… Отродясь такого не было, – шептал Филя. – Что его могло вызвать?
– Убийство невинных, – буркнул какой-то храбрый НПС, не поднимая головы. Другие неписи согласно молчали, но никто из них не осмелился взглянуть на меня.
Слова матроса начали разгонять мою мозговую деятельность. Я, конечно,
