что с того.
У входа в это здание по обеим сторонам улицы рядами застыли машины. Как только я подошел к подъезду, угловое зрение мне услужливо подбросило картинку: почти одновременно из нескольких авто вышли хорошо одетые ребятишки. Некоторые при галстуках. Значит, эта служба не спускает с меня глаз, не исключено, что и мой спецмобильник у них в базе и они уже в курсе моей встречи. Что ж, это неплохо, неизвестно, что за боров этот Аверьянов. Его офис был на четвертом этаже. Я не поехал на лифте, шел по лестнице, искоса поглядывая, следует ли кто-нибудь за мной. Никого, но наверняка они где-то рядом – вышколены наславу.
Молоденькая девица – секретарь спросила мою фамилию.
– Аголтелов я, Владимир Владимирович. Моя встреча назначена на одиннадцать, сейчас без одной минуты.
– Геннадий Григорьевич занят, – резко заявила девица. – Когда освободится, он примет вас.
Эта замазюканная разными красителями и изрядно потрепанная особа, больше не глядя на меня, взялась за свою мобилу. Я подождал минуту и без дальнейших раздумий открыл дверь кабинета господина управляющего. Секретарша мгновенно сорвалась с места, издала какой-то вопль вроде того «Вы куда!», но слов я не разобрал – эту юную кикиморку видимо остановили. Нетрудно было сообразить, кто это сделал. Мне тогда пришел на ум вопрос: вел бы я себя столь бесцеремонно и даже нагло, если б не был уверен в поддержке. То, что я нанес бы визит Аверьянову, это скорее всего я бы сделал. Но вот в его канцелярии вряд ли вел себя таким образом.
Я вошел в кабинет. Там находилось трое. За начальническим столом восседал сухощавый мужик, видимо, это и был Аверьянов. Ничего от борова в нём не было, но вот один из его посетителей внешне удивительно точно смахивал на одного из тех рубщиков с самарского рынка.
Бутылка фирменного коньяка, три стакана, донельзя удивленные физиономии. Сидящий на начальническом месте резко дважды нажал кнопку на столе, затем зычно выкрикнул:
– Зинуля, какого хрена ты впустила этого носатого мудаёба!
Спустя некоторое время, вспоминая эту сцену, я удивлялся, откуда у меня взялось столько нахальства, невероятного авантюризма, приправленного явным бандитизмом. Каким бы ни был этот Аверьянов, не мне с ним разбираться и играть роль некоего праведника. К тому же я не хотел быть никаким праведником. Он гниль, об этом имелось много свидетельств. Судить его было невозможно – он на корню скупил всю правовую систему. Он убийца и это было подтверждено не только рассказом Шумиловой. Убийца, подлец, стяжатель и отъявленный бандюган, как и верховный пахан России. До того добраться было невозможно – этого же надо было удавить без лишних церемоний.
– Геннадий Григорьевич Аверьянов, это вы, не так ли? Носатый мудаёб, как вы изволили выразиться, пришел узнать, какое количество наших соотечественников вы подраздели, засудили и угробили. Газета, интересы которой я представляю, очень интересуется
