жестокие, эгоисты, совершенно не понимающие жалости, они прекрасно представляют собою нравственное состояние дикарей и первых людей. Единственный двигатель их поступков есть страх «… дитя есть маленькое животное, эгоистическое и жестокое».
Богословский взгляд на детскую природу состоит в том, что детская природа представляется испорченной первородным грехом, т. е. грехом первого человека, наследуемым всем его потомством. Этот грех внес расстройство, дисгармонию, порчу в первоначально совершенную и чистую человеческую природу. Порча коснулась больше всего нравственной стороны человека, но простирает свое влияние и на всю человеческую природу, не исключая и телесной. Разум человека помутился, воля ослабела и сделалась наклонной к чувственному удовольствию, тело подверглось болезням и смерти. Это учение об испорченности детской природы высказывалось различными представителями христианства с различной степенью силы, – одни смягчали это учение, другие усиливали его. Утверждали, что уму детей недоступно духовное, что глаза их открыты на зло, их чувства способны ко всякому роду испорченности, к которой они имеют естественную склонность. По учению некоторых протестантских богословов, человеческая природа вследствие грехопадения испорчена до мозга костей, так что человеком утрачены не только первобытная чистота и совершенство, но и всякая энергия к добру, всякая свобода воли. Последствия первородного греха перешли от первого человека к его потомству, так что в силу врожденного влечения к злу оно совсем неспособно к добру, сам по себе человек может только грешить.
В учении об испорченности детской природы наследственным первородным грехом выражается признание важного значения закона наследственности. Человек настоящего времени представляется, по этому учению, начинающим жизнь не заново, а лишь продолжающим ее и неразрывно связанным со всеми своими предками и даже с первым человеком. Действия первого человека отражаются на природе современных людей, грехи отцов переходят на дальнейшие поколения без конца. Основная мысль о громадном значении наследственности, о тесной связи поколений правильна: но применяется она лишь односторонне – к унаследованию порчи, греха, дурных качеств; хорошие же свойства как будто не передаются. Неужели наши предки завещали нам одно дурное? Неужели они не приобрели ни одного хорошего качества, улучшающего человеческую природу? Крайний пессимизм по отношению к человеческой природе справедлив ли, не улучшается ли она с течением времени? Все эти вопросы нужно тщательно исследовать, прежде чем произнести окончательный приговор. Но, во всяком случае, изложенный взгляд на детскую природу крайне суров и тягостен. В представлении детей совершенными, гармоничными существами, по самой природе стремящимися лишь к доброму и истинному, слышится слишком большое доверие к природе человека и опоэтизированию детства; недаром Руссо сравнивал дитя с весной; представление же детей злобными, в корне испорченными и порочными
