почти никто, но я поспрашивала. Говорят, популярная.
– Мне понравился роман в романе, как всё описано. И Мастер, конечно, как он творил, как встретил Маргариту…
– Я не очень люблю фантастику.
– Здесь другое. Мистика.
– А-а-а…
Димитрий случайно наступил на босую ногу Тани, смутился. Девушка придвинулась к нему ближе, коснулась волосами щеки.
– А тебе игра понравилась?
– Очень!
Уже стали раздаваться звонки родителей, что, мол, пора домой; и ответные раздражённые голоса подростков, что, мол, они уже взрослые. Включили свет. Поднялась толкотня в прихожей. Танина мама, протирая тарелку, вышла проводить гостей.
«Шаланды, полные кефали, в Одессу Костя привозил…» – услышал Димитрий ещё с порога.
С кухни тянуло сигаретным дымом. Мать, открывшая дверь, выглядела нервной и удручённой. Это означало, что Ксенофонтов-старший расслабился.
Отец сидел на кухне, в спортивных брюках, без майки. Пепельница утыкана окурками. На столе початая бутылка водки. Пустая на полу. Песня же слышалась из катушечного стационарного магнитофона «Маяк» из комнаты. Георгий Степанович всю жизнь собирал записи. В молодости – Элла Фитцджеральд, Луи Армстронг, Каунт Бейси. Позже – Высоцкий, Северный, Утёсов, Бернес.
– Анечка, присядь, поговорим, – отец попытался взять мать за руку, но та уклонилась.
– А, сынок, проходи. Посиди с папой!
– Ему уроки пора учить, а не твои пьяные бредни слушать! – мгновенно отреагировала мать.
– Ну, зачем ты так! – Георгий Степанович налил стопку, ковырнул вилкой яичницу, выпил. В начале подобного состояния, которое могло длиться несколько дней и даже недель, отец был всегда расслаблен и благодушен. Он пытался говорить с членами семьи, но они, зная, чем это может закончиться, вступали в диалог неохотно. И очень переживали.
– Смотри, на работе неприятности будут, – попыталась вразумить его мать.
– На работе всё схвачено, – закурил отец.
– Пап, заканчивай пить!
– Сынок, ну, зачем ты так! Будто я алкоголик какой?! И потом, не учи отца! В школе как дела?
– Нормально.
Докурив, отец прошёл в комнату, сел у магнитофона, задумался. Временами подпевал. Мать выкинула из пепельницы окурки, протёрла стол, брезгливо убрала пустую бутылку. Её всегда очень угнетали подобные состояния мужа. В их семье никогда ничего подобного не было. Застолья случались, но чтоб запои – исключено! В семье отца также. Оба деда выпить умели и любили. Но распущенности не допускали. «Ты одессит, Мишка, а это значит…» – неслось из магнитофона. Отец прошёл на кухню, открыл холодильник, куда мать убрала початую бутылку.
– Да сделай же потише! На работу завтра! – возмущённо, со слезами в голосе крикнула мать. Она уже легла.
– Не волнуйся, Анечка! Что ты?! Что ты?!
– Все
