а по выходным и в гаражах с друзьями пьёт пиво. Его тренажёрка, однозначно, спасла, как-то же он женился на маме? Хотя тут другое. Широкие жесты – это именно то, что он умеет лучше всего. Забраться по водосточной трубе на пятый этаж с ромашкой в зубах? Легко. Приехать среди ночи, просто чтобы сказать «сладких снов» и подарить шоколадку, – да запросто! Всё, что любят девчонки, у папы получается на удивление естественно и, кажется, не стоит ему никаких усилий. Правда, нельзя не признать, он не оригинальничает, просто слизывает рабочие схемы из сериальчиков. Что поделать, интеллект у нас в семье распределился неравномерно. Маме досталось десять процентов, папе десять, мне столько же, ну а остальные… ну а остальные семьдесят ушли соседу. Сосед нас постоянно выручает, спасибо ему. Как сказала о нашей семье Лопатина: Рыжие – семья придурков. Я, конечно, не согласен, но иногда обидно из-за того, насколько это верно.
Как-то не так я начал. Обычно: здравствуй, дорогой дневник. Зачем вообще пишу? Вот стану знаменитым, и кто-то раскопает мою тетрадь в завалах на барахолке и опубликует. Бывшие одноклассники офигеют. Это же Рыжий, мы с ним учились, а он вон какой, оказывается, глубокий.
Глубокий, ага. Все хотят думать, что они глубокие, цитируют философов, впендюривают высокопарные отрывки из песен. Смотрят задумчиво в окно и фоткают себя в этой позе, будто это не кадр, выставленный на таймере ещё и с пятидесятой попытки, а их привычный ежедневный взгляд.
Нет у меня бицухи, да и одежда не сильно выручает, когда ты рыжий. Это первое, что в тебе видят. Рыжий – смешной, забавный. А с таким именем просто капец, какой забавный, хорошо ещё, что меня Рыжим называют. Больше родители уже не могли мне подгадить. Родили ржавым, да ещё имечко подобрали соответствующее.
Это все Лермонтов со своим «Героем». И мне захотелось размышлений и славы.
С чего же начать? Малика Андреевна говорила, что нужно писать о том, что реально волнует. Не хочу, чтобы меня называли придурком. Хватит и конопатого. Придурком не хочу. Даже жаль, что за трояки по математике папа меня не лупит, его волнуют только оценки по физкультуре и ОБЖ. Сколько раз он начинал разговор с любимой фразы: «Ну и где теперь эти отличники? Только и могли, что учиться, а жизни не знают». Папа считает, что важнее умение вертеться, а если не получается, то вмазать как следует тому, кто бесит. Хотя бы легче будет, ибо нервам нужна разрядка. А от них все болезни. Вот такая у него философия. Он вообще из тех, кто всё лечит спортом и пивом.
У меня со спортом как-то не сложилось. Ходил на футбол, но недолго. Толку от меня было немного. Бегал туда-сюда, как суетливый заяц, создавал массовку и видимость игры. А вот это всё умение обводить и обескураживать соперника охрененными финтами не про меня. В общем, научился немного набивать мяч, выплёвывать лёгкие после первого тайма, чуток порадовал батю и… бросил.
Зато в набивного во дворе теперь играю почти на равных. Сегодня как раз играли. Я хоть и не Месси, но кое-что могу. Кое-что, но не очень много. Да, по правде говоря, даже до Сани мне далеко, но он у нас звезда. Все умеет. Вот кому следовало стать сыном моего отца.
Когда мы играли в набивного, Лиля сидела на скамейке. Смотрела в нашу сторону, хотя делала вид, что читает. Глазами стреляла и улыбалась. Я, конечно, из всех сил выпендривался, и реально получалось неплохо, если бы Саня не отвлекал своими подколами, может, его бы и догнал. Он это тоже заметил, явно заволновался, что я могу его обойти, начал там что-то лечить про неудобные кроссовки и будто потянул на тренировке ногу, поэтому сегодня не в форме. Да он просто испугался, что при всех опозорится, вот и начал мне мешать. А потом сам стал выпендриваться. Лиля видела, как мяч соскочил с его колена и укатился в палисадник, прямо на любимые цветы Лопаты. Все одновременно замолчали, застыли и обречённо вздохнули, приготовились к прилюдной экзекуции. За эти цветы она нам уши открутит или грязной водой обольёт с пятого этажа. Естественно, внезапно и по закону подлости в самый неподходящий момент. Сане так на первое сентября досталось, а мне – перед Лилей.
Петька, младший брат Сани, ринулся в палисадник. Он не смелый, дурной просто или, как говорит мама, «недоструганный». Ему пока ещё не доставалось от Лопаты. Видимо, по малолетству. С маленькими Галина Георгиевна сюсюкается, а потом непонятно на каком возрасте её переклинивает, и она начинает грозить детской комнатой милиции и подкладывать под дверь собачьи какашки. Я не понаслышке знаком со стервозной натурой доброй на вид бабули. За Петьку стало реально страшно. Схватив за шиворот, я остановил его и перепрыгнул через заборчик. Едва успел перекинуть Сане мяч, как на балконе пятого этажа зашевелилась штора.
– Ах ты ж, рыжий гад! На мои цветы своими копытами! Я сейчас как выйду, мало не покажется. Всё отцу расскажу!
Не могу сказать, что я испугался. Хотя на крики у меня всегда реакция одинаковая. Инстинктивно вжимаю голову в плечи, руки тянутся закрыть уши, ну и щеки пылают. Всегда краснею, и хочется провалиться под землю. Куда-нибудь на границу Китая и Киргизстана. Нет, не страшно, скорее стыдно. Родителям она в любом случае
