style="font-size:15px;"> Григорий Афанасьевич шагнул к жене, минуту стоял растерянный, потом заговорил, сдерживая волнение:
– Ну, а зачем реветь? Нашёлся – и хорошо. К чему мокреть-то разводить? Здоров он? – И, не дожидаясь ответа, направился к избушке.
Мать остановила его:
– Ты уж, Гриша, не особенно строго с ним. Он и так лиха натерпелся. Порассказывал, так мурашки по коже…
– Ладно, не учи!
Григорий Афанасьевич зашёл в избу, поставил в угол ружьё, снял дождевик.
Васютка, высунув голову из-под одеяла, выжидательно и робко следил за отцом. Дед Афанасий, дымя трубкой, покашливал.
– Ну, где ты тут, бродяга? – повернулся к Васютке отец, и губы его тронула чуть заметная улыбка.
– Вот он я! – привскочил с топчана Васютка, заливаясь счастливым смехом. – Укутала меня мамка, как девчонку, а я вовсе не простыл. Вот пощупай, пап. – Он протянул руку отца к своему лбу.
Григорий Афанасьевич прижал лицо сына к животу и легонько похлопал по спине:
– Затараторил, варнак! У-у-у, лихорадка болотная! Наделал ты нам хлопот, попортил крови!.. Рассказывай, где тебя носило?
– Он всё про озеро какое-то толкует, – заговорил дед Афанасий. – Рыбы, говорит, в нём видимо-невидимо.
– Рыбных озёр мы и без него знаем много, да не вдруг на них попадёшь.
– А к этому, папка, можно проплыть, потому что речка из него вытекает.
– Речка, говоришь? – оживился Григорий Афанасьевич. – Интересно! Ну-ка, ну-ка, рассказывай, что ты там за озеро отыскал…
Через два дня Васютка, как заправский провожатый, шагал по берегу речки вверх, а бригада рыбаков на лодках поднималась следом за ним.
Погода стояла самая осенняя. Мчались куда-то мохнатые тучи, чуть не задевая вершины деревьев; шумел и качался лес; в небе раздавались тревожные крики птиц, тронувшихся на юг. Васютке теперь любая непогода была нипочём. В резиновых сапогах и в брезентовой куртке, он держался рядом с отцом, приноравливаясь к его шагу, и наговаривал:
– Они, гуси-то, как взлетя-ат сразу все, я ка-ак дам! Два на месте упали, а один ещё ковылял, ковылял и свалился в лесу, да я не пошёл за ним, побоялся от речки отходить.
На Васюткины сапоги налипли комья грязи, он устал, вспотел и нет-нет да и переходил на рысь, чтобы не отстать от отца.
– И ведь я их влёт саданул, гусей-то…
Отец не отзывался. Васютка посеменил молча и опять начал:
– А что? Влёт ещё лучше, оказывается, стрелять: сразу вон несколько ухлопал!
– Не хвались! – заметил отец и покачал головой. – И в кого ты такой хвастун растёшь? Беда!
– Да я и не хвастаюсь: раз правда, так что мне хвалиться, – сконфуженно пробормотал Васютка и перевёл разговор на другое. – А скоро, пап, будет пихта, под которой я ночевал. Ох и продрог я тогда!
– Зато сейчас, я вижу, весь сопрел. Ступай к дедушке в лодку, похвались насчёт гусей. Он любитель байки слушать. Ступай, ступай!
Васютка
