окулюс на левый глаз. – Тут есть источник света поярче? Или поближе…
Вместо ответа Сидше сорвал с потолка шар-светлячок и поднёс его к руке Фогарты.
– Видите что-нибудь?
Грудь стиснуло, словно легкие превратились в кусок льда.
– Вижу.
Камень в первый раз показался с виду ярко-голубым, потом – переливался радугой в лучах закатного солнца; но теперь он стал гнилостно-розовым, как открытая язва, и Фог мерещился почему-то приторный запах леденцов.
– Снять можете? – Сидше сунул руку за отворот хисты.
Фог повертела кольцо.
– Туго. Странно, только недавно оно едва ли не падало, а сейчас – как приросло.
Молния прошила тучу совсем близко, на мгновение ослепив.
– Ну что ж, – сказал капитан, переждав удар грома. – Придется рубить.
За отворотом хисты у него оказался нож.
Фогарте стало дурно.
– Ну уж нет! Что за… что за… – Она не могла даже нужное слово подобрать, а потом вдруг рассердилась, как никогда в жизни. Разом на всех – на капитана с его ножом, на притворщицу Дуэсу, на законы морт, на свою собственную глупость. – Что за дилетантство! Дремучее невежество! Сидше, какой же вы дурак! – вырвалось у неё, и сразу стало легче. – Только бы травить, пугать, смущать и резать! – Фог взмахнула левой рукой, скручивая всю доступную морт в тугой жгут, потянула ещё и ещё. – Я сейчас сама аккуратно… потихоньку… – Морт сгущалась и сгущалась, пока не обрела форму и плотность кристалла, а Фог всё продолжала её нагнетать. – …потихоньку раздавлю его, к пёсьей матери! А, чтоб тебя! – всхлипнула она и из последних сил шарахнула сгустком морт по камню. – За что? Что я тебе сделала-то?
Камень брызнул в стороны цветными осколками. Фог молча плюхнулась на колени и сгребла крошку на ладонь.
Сидше рассмеялся.
– Что ж, можно и так, – кивнул он и убрал нож. – Март, возьми осколки и кольцо, выбросишь через люк для мусора. Понял?
– Слушаюсь.
– Фогарта, вы успокоились? – Сидше наклонился и положил ей руку на плечо, несильно стискивая пальцы.
– Нет. – Грудь ходуном ходила, так что дышать было почти больно. – Гроза не развеется. Даже если кольцо её притянуло, теперь она уже существует сама по себе. Ваш дирижабль выдержит?
– «Штерра»? Не думаю. Но ничего страшного. Просто уйдём выше, как и хотели. Чирре, ещё пятьсот. Курс прежний.
Натужно скрипя, словно рассохшаяся повозка, «Штерра» стала набирать высоту. Фогарта, так и не сумев подняться, отползла в сторону и прислонилась к стенке. Звуки доносились как из кувшина, гулко и невнятно. Сидше говорил что-то о гребне грозы, через который будто бы надо перевалить, и тогда худшее останется позади. Бледный и взмокший от напряжения Чирре называл страшные цифры: две тысячи, две с половиной, три… На четырёх с половиной тысячах бурлящая серость за бортом схлынула, и глаза резанул солнечный свет, такой яркий и холодный,
