планируется добавить проволочные заграждения, противотанковые рвы, минирование больших территорий. Прилегающие районы будут затоплены, мирное население выселено в концлагеря или уничтожено на месте. Позиция «Пантера»-«Вотан» состоит из двух частей, укрепрайон от Азовского моря по Днепру и вторая часть – это наши с вами позиции, товарищи. От Идрицы, по реке Великой, через Чудское, Псковское озера к реке Нарве, то есть в ста пятидесяти километрах от нас, группа армий «Север» роет землю, сооружает доты и дзоты, готовясь к новой серии контратак. Пока идет подготовка, наша задача – не дать немцам провести подготовку, перекрыть им пути подвоза строительных материалов и техники.
Вдруг речь комдива прервал ординарец, подсунувший ему лист срочной депеши прямо под руку. Генерал на секунду нахмурился, вчитываясь в строчки, и резким взмахом руки остановил совещание:
– Перерыв пять минут, товарищи офицеры. Командиров батальонов прошу остаться.
Зашумели голоса, сдвинулись самодельные скамейки из влажных неоструганных досок. Полевые командиры пошли на улицу – вдохнуть свежего воздуха, скрутить козью ножку. Некурящий лейтенант, непривычный к новому окружению, скромно встал в предбаннике, разглядывая чудом уцелевшие фотографии на стенах красного уголка. Желтые от времени фотокарточки напомнили ему родной Куйбышев и мирные вечера с бабушкой, которая пела в самодеятельном хоре.
Вечерами Алешка ждал бабулю с репетиции под окнами местного клуба, то рисуя палочкой в придорожной пыли карты сокровищ из книг, то мастеря себе из стеклышек и листа бумаги хитроумное сооружение, которое позволяло расцвечивать сугробы в разные цвета. Он также отчетливо помнил тот день, когда голосистых певиц приехал снимать городской фотограф с тяжеленным аппаратом на трех ногах. Весь процесс тогда Алешка наблюдал с любопытством от и до. Как замирали с улыбкой в полукольце певицы в самошитых сарафанах, как торопливо поправляли свои наряды, подкрашивали губы перед вторым снимком. После этого он каждую репетицию еще полгода рассматривал готовые фотографии, что развесили по стенам клуба. Всматривался во все мелкие черточки и детали с восхищением, завороженный фотографиями, на которых застыли мгновения жизни.
Вот и сейчас он будто окунулся в чужую мирную жизнь, что шла неторопливо в одном из районов Ленинграда. На одном снимке пионеры с цветами в руках замерли у флага, у барабанщика смешно развязался шнурок, а горнист надул щеки, как шар. Здесь гимнасты в трико стоят в пирамиде, вытянув поджарые тела. На третьей фотокарточке девочка, вся в кудряшках и воланах на праздничном платье, вытянула руки со сцены заводского клуба, читая стихи или проникновенный монолог. Он сразу же вспомнил, как сам читал со сцены куйбышевского Дома культуры стихи. О чем они были, он сейчас не помнил, в памяти осталось лишь ощущение волнения и чувство ватной слабости в коленях, которые вдруг затихли при виде улыбающейся бабушки в первом ряду, когда он вышел на сцену.
– Соколов! –
