style="font-size:15px;"> – Почему не на электромобиле?
– Черноярову понадобилось заехать в посольство, он сказал, что пробудет там долго. Я не захотел ждать, оставил ему Каня и машину… А что, это важно?
– Нет… Забудь.
Максимов, воодушевленный произведенными наблюдениями и открывшимися перспективами, ходил взад-вперед по комнате.
– Мы должны купить эту машину! За любые деньги! Это же невероятно… прорыв в технике!
По его чересчур экзальтированному состоянию Анита догадалась, что одной рюмкой ракии дело не ограничилось.
Но и на следующее утро, на трезвую голову, он твердил все о том же:
– Покупаем! Пойми: если я разберусь в принципе ее действия… а я разберусь!.. то мы заработаем миллионы!
На это Анита возразила: прежде чем мечтать о баснословных заработках, следует определиться с затратами, а они, вероятнее всего, будут немаленькими.
– Кань просит за машину тысячу драхм, – ответил Максимов.
Анита перевела названную сумму в более привычные денежные единицы.
– То есть тысячу франков? Ого! На эти деньги можно два года снимать в Париже квартиру с полным пансионом.
– На самом деле он запросил тысячу пятьсот, но треть затрат взял на себя Чернояров. Он с нами в доле.
– Полторы тысячи? Не жирно ли? – усомнилась Анита.
Алекс заступился за вьетнамского гения:
– Это почти даром, Нелли! Уверяю тебя, наши издержки окупятся.
В тот же день он еще раз съездил в Афины и по имевшимся у него ценным бумагам получил в отделении Национального банка Греции тысячу серебряных драхм. Покупка электромобиля должна была состояться в восемь вечера возле уже знакомого нашим героям старого маяка. Туда же Артемий Лукич обещал принести свои пятьсот драхм, чтобы расплатиться с Канем сполна.
Но прежде чем осуществилась эта сделка, произошло еще одно немаловажное событие.
В Пиреус приехал с плановым визитом греческий король Оттон, чей профиль был изображен на монетах. Впрочем, те его изображения безнадежно устарели, ибо он давно уже не выглядел цветущим восемнадцатилетним юношей с вьющимися локонами. Нынче ему перевалило за тридцать пять, он вступил в пору зрелости, обзавелся морщинами и слегка обрюзг.
Оттон, сын Людвига Баварского, стал первым, кому довелось править Грецией после обретения ею независимости. Вопреки возлагаемым на него упованиям, он не проявлял качеств уверенного в себе государственного деятеля, строго придерживающегося намеченной линии. Весь период его правления был эпохой метаний из стороны в сторону. От него ждали самостоятельных шагов, а он прислушивался то к баварцам, то к англичанам, то к французам, то к русским и никак не мог выработать собственную точку зрения по какому бы то ни было предмету. Провозгласив курс на обретение греческим народом демократических прав и свобод, он тем не менее не оставил деспотических замашек, в
