обманом заполучив её наследство, выбросила тринадцатилетнюю девочку на мороз. До шестнадцати она побиралась на свалках с такими же, как она, потом её забрали в приют. Там их заставляли выполнять самую тяжелую работу в штольнях и на фабриках, кормили кашей из отваренной шкуры картофеля и заставляли попрошайничать. Когда она стала старше, терпеть взгляды и намёки мужчин стало невыносимо. Она боялась всех вокруг, у неё не было близких подруг. Из этого ада ее забрал какой-то обеспеченный господин, который договорился с Гединком о новой постоялице. Теперь у нее была своя одежда, еда и даже косметика. Иногда она участвует в благотворительных аукционах и посещает презентации новых книг, чтобы приобщиться к светской жизни, но по-прежнему продолжает жить в работном доме и получать небольшое пособие от государства. Его она откладывает, чтобы однажды навсегда уехать отсюда, никому не оставив нового адреса.
– Простите, – сказал я, когда Хэлли прервала рассказ. – Сколько вам лет?
– Двадцать один. Вчера исполнилось. Он взял меня сюда впервые, когда мне было семнадцать. Потом это стало ежегодной традицией.
Из-за всего, что ей пришлось пережить, она выглядела куда старше. Я думал, ей около тридцати. Я так и не выяснил, была ли она близка со своим покровителем. Знаю, что должен был задать этот вопрос, но не смог. В любом случае, она почти не говорила о нём. Ни плохого, ни хорошего. Я не мог уловить, благодарна ли она этому человеку, но, кажется, ей нравилась новая жизнь.
Мы проговорили с ней до глубокой ночи. Я делился своими историями, страхами и надеждами, она много смеялась и рассказывала о жизни на улице и грядущих планах. Я знал, что такой откровенной может быть только ночь, и не боялся быть рядом с ней, будто мы знакомы целую вечность. Когда мы проснемся, будет новый день, и ничего из этого не останется. Родство душ пропадет, будто его и не было никогда, в наших речах не останется прежнего доверия, а мысли перестанут быть такими схожими и оттого понятными, как в эту ночь. Мы будем также сильно желать новой встречи, как бояться её. Когда мы в следующий раз заговорим, мы не покажем интереса друг к другу. Когда мы заговорим, нас будет преследовать чувство стыда, будто мы видели друг друга голыми, будто мы поспешили, открывшись друг другу. Когда мы заговорим, нам будет не о чем говорить. И от того я ценил каждый миг в эту ночь.
Под утро мы всё-таки расстались. Оба не хотели уходить, будто чувствовали, что вот-вот случится что-то важное. Наконец, Хэлли попрощалась и обняла меня. Я почувствовал её влажные губы на моей щеке. Наступила тишина.
Я был слишком возбуждён, чтобы продолжать работу, да и давно пора было отправляться спать. Тем не менее, я постарался взять свои эмоции под контроль и разобрать новые записи. В комнату вошел Эрл. Он потянулся и сделал что-то вроде ленивой зарядки. Я спросил, почему он не спит.
– Сегодня у меня выходной. Можем поболтать, а потом спать до обеда.
– Тебе не нужно в город?
– Я могу попросить Винсора привезти тебе что-нибудь. Мне там делать нечего.
– Чем же ты
