и объемом выделенного времени. Важнее были сами научные принципы, исследовательская направленность в преподавании – то, что отсутствовало в дореформенной духовной школе, без чего невозможно было живое развитие богословия. Святитель Филарет, оценивая значение Устава 1814 г. для русского богословского образования, выделял основное отличие до- и послереформенного его состояния: «Богословия была преподаваема только догматическая, по методе слишком школьной. Отсюда знание слишком сухое и холодное, недостаток деятельной назидательности, принужденный тон и бесплодность поучений. ‹…› При преобразовании 1814 г. введено преподавание деятельной богословии; таким образом, богословское учение сделалось ближе к употреблению в жизни»[404]. Однако реальность лишь отчасти подтверждала эти надежды. Близость богословия к жизни подразумевала, с одной стороны, научное решение тех задач, которые эта жизнь ставила, с другой стороны, жизнь самого богословия как науки, то есть развитие, постановку проблем и поиск их решения, определение перспектив, выработку методов. Однако первое было затруднено, ибо богословская наука еще не научилась формулировать богословские проблемы, возникающие в жизни, в виде научных задач. Второе также шло довольно косно: привычная схоластичность богословия, дававшая иллюзию полной логичности, «всеобъясненности», предлагавшая диалектические рассуждения вместо поиска решения, отдаляла богословие от истинной научности.
При этом в середине 1850‑х гг. стало ясно, что специалисты с высшим богословским образованием должны быть в разных сферах церковной жизни, но это должны быть специалисты. Стали высказываться – официально и неофициально – замечания о естественном вырождении «бо гословского энциклопедизма», о поверхностном многознании выпускников академий, об отсутствии специалистов в той или иной области богословия, о неумении выпускников академий решать конкретные научные и церковно-практические вопросы. Поэтому идея специализации начала рассматриваться именно в направлении приготовления специалистов-богословов. Хотя эпоха «богословского энциклопедизма» явно подходила к концу, отказ от идеи реформы 1808–1814 гг. о всесторонней «учености» выпускников академий должен был неизбежно встретить препятствия. С другой стороны, многим теоретикам и практикам богословского образования становилось ясно, что Устав 1814 г. актуален и ценен общим направлением, идеей и принципами высшего духовного образования, а не буквальным его сохранением. Более того, для того чтобы сохранить принципы этого Устава и выполнить поставленные им задачи, необходимо адекватно и оперативно реагировать на развитие науки, новые запросы к богословию. И если главным принципом преобразования 1808–1814 гг. было развитие духовной учености в научном, учебном и просветительском вариантах, следовало внести необходимые коррективы в «букву», дабы сохранить «дух».
На какие
См.:
