Троном крепким, на котором, однако, очень немногие занимавшие его могли усесться прочно. Византийцы называли Порфирогенитом каждого из тех редких императоров, чье восшествие на престол было совершенно законным[1]. Императорами по воле преторианской гвардии или народных масс становились представители самых разных народов и всех рас. Потому что набранная из чужаков гвардия и буйное население, жаждавшее зрелищ, возводили на восточно-римский трон новых государей.
Этот император обладал необычной властью. От Рима он унаследовал великое военное искусство. От восточного мира, своего раба, еще более важное искусство ядов, хитрости, лжи и предательства. Это наследие Византия использовала в политике. Яд, обман и предательство управляли Византией; грубые наемники защищали ее. Ибо ей было что защищать, а враги ее были сильны.
В Византии, центре христианства на Востоке, император был защитником христианской веры, Гроба Господня и чистоты веры. В Византии каждый знал, что такое ортодоксия, но понимал ее на свой манер. Империю расшатывали борьба и взаимная ненависть бесчисленных сект. Базары и площади становились аренами страстных дискуссий между сектами, как в наши дни между политическими партиями. Самый малограмотный купец владел целым набором ученых аргументов, чтобы обличить оппонента. Житель Востока охоч до споров. Но когда дискуссии заходили в тупик, в дело вступали более конкретные доводы – драки, бунты, убийства, грабежи. Еще больше споров на отвлеченные темы Восток любит свободно предаваться насилию.
Дух Византии все более деградировал, каменел. Тот, кто не мог больше его выносить, говорил «прощай» гордой столице, ее Босфору, ее дворцам, ее придворным интригам и отравлениям; он уходил в пустыни умерщвлять плоть и спасать душу. Византийский мир был полон аскетами. Например, святой Симеон оставался семь лет неподвижным, в молитве, наверху столба, чтобы показать, что он полностью растворился в Боге. Другие предпочитали проводить жизнь в могиле, наполовину погребенные; третьи сами сажали себя в тюрьму, обвешиваясь цепями. Встречались люди, объединявшие вокруг себя учеников в пустыне и дававшие начало новым сектам.
Это множество сект привело к деградации христианства в Византии. Духовная жизнь превратилась в сектантские беспорядки. Но опасность грозила и извне. К золотому трону и короне императора, к сокровищам дворцов, к богатству городов и деревень тянулись жадные руки. Нетерпеливые взгляды, жадные вожделения не имели иного предмета.
Старый мир трещал по всем швам. Народы приходили в движение. На Балканах, за Кавказским хребтом, на всех границах империи появились орды кочевников. В двери Византии с силой ломились. Без перерыва, год за годом, императору приходилось защищать восточно-христианский мир от вторжений варваров. Но худшая опасность для Византии исходила не от грубых кочевников, аланов, гуннов и северных славян. Главным врагом был Иран, Персия, страна, в которой правил шахиншах (великий шах) из благочестивой персидской
Порфирогенитом («Порфирородным», «Багрянородным») называли детей византийских императоров, рожденных во время царствования отца. Название дано по Порфирной палате дворца, в котором рожали императрицы. (
