воробушек, ничего не разобрал! – притянув Берию за шею, закончил он.
Лаврентий Павлович выпил, и не просто выпил, а как положено, сначала подержал напиток во рту, поболтал между небом и языком, а уж затем проглотил.
– «Напареули» лучшее! – подтвердил он стоящему над душой Сталину. – Если не веришь, сам пей!
Берии единственному дозволялось называть Хозяина на «ты».
– А это? – плеснув в бокал «Манавицвани» и подсовывая Лаврентию под нос, не унимался генералиссимус.
Пока напитки, выставленные на столе, не перепробуют, вождь к ним не прикасался.
– Я его уже пил, – отнекивался Берия.
– Не кривляйся!
Берия снова выпил.
– И это нравится! – оценил он белое, с умеренной кислинкой, «Манавицвани».
– Раз нравится, значит, пить будем! – отозвался владыка.
Он внимательно всматривался в лицо дегустатора – не пойдут ли вдруг щеки бордовыми едкими пятнами? Не перекосится ли корявой судорогой рот? Не перехватит ли дыхание трагический приступ удушья? Очень беспокоился отец народов, что в последний момент чья-то недобрая рука подсыпала в бутылку смертоносный яд.
Берия преданно, как собака, смотрел повелителю в глаза.
«Вроде жив, под стол не падает!» – успокоился вождь.
– Что стоишь? Сам напился, а другим не дал? А ну, разливай! – Говорил Сталин медленно, допуская долгие паузы, которые каждое его слово делали обстоятельным, весомым.
Булганин выпил, и Хрущев, проглотив солидную порцию, раскраснелся, и задумчивый Секретарь Центрального Комитета Маленков дышит. Яд ни на кого не действовал, получалось, что не было в вине яда.
– Как? – глядя на седовласого красавца Булганина, спросил Сталин, все еще не дотрагиваясь до собственного фужера.
– Обалденное! – нахваливал Николай Александрович. Он залпом проглотил терпкое, в меру прохладное «Оджалеши».
– Вот Булганин силач, пьет и не падает! – глядя на своего первого заместителя, усмехнулся Хозяин. – Недаром он военный министр! – Конопатое, изъеденное оспой лицо изобразило полнейшее восхищение.
Наконец председатель правительства тоже выпил и сразу целый бокал. Глаза Иосифа Виссарионовича забегали по столу:
– Тебе, Никита, чего положить? Ты, вижу, на потроха смотришь? – Правитель стал выкладывать на тарелку дымящиеся гусиные потроха, томленные в русской печи с золотистым луком, морковкой и лавровым листом. – Ешь, Никита, ешь, а то дома тебя не кормят! – в шутку приговаривал генералиссимус.
Никита Сергеевич с удивительным напором принялся за замечательное лакомство. Тут и печеночка попадалась, слегка сладковатая на вкус, и желудочки, и сердечки. Что ни говори, а вкуснятина! Хрущев за обе щеки уплетал восхитительные потроха, чуть ли не вылизывая тарелку. У Сталина потекли слюнки, но покуда доверенный человек потрохами не облопается, к блюду не прикасался.
Из присутствующих Сталин был самый голодный. Раньше
