xmlns:fo="http://www.w3.org/1999/XSL/Format" xlink:href="#n_225" type="note">[225]. До Петра I эта задача лежала на Церкви, которая не могла и не захотела ее принять, т. к. жила всецело в лоне национальной культуры, всемирную культуру полагая за «поганое латинство». Но слабостью царя Петра стало, пишет Мережковский, то, что он в своем сознании разделял Божье и кесарево, ему «самодержавие представлялось… делом мирским… навеки противоположным царству… Христову». Религиозная задача преемников Петра I «заключалась в том, чтобы раскрыть… это бессознательное христианское содержание петровских реформ»[226], но самодержавию это оказалось не под силу. Церковь не приняла в этом участие и вместо построения Царства Божьего на земле благословила на политическую деятельность помазанника, который занял первенствующее место в самой Церкви. Д. Мережковский словно забывает или сознательно закрывает глаза на заповедание Христом верующим (а значит, и Церкви) разделять в своем сознании Божье и кесарево и воздавать каждому свое.
Не занимаясь проблемами мира, считает он, Церковь тем самым отдала его во власть дьявола: «Отрекаясь в своем сознании от всякой политики», Церковь поддерживает «худшую из всех политик… политику Князя мира сего» [227].
Результатом такой политики стал уход из Церкви интеллигенции, – утечка общественных сил, потеря доверия. Если же она пожелала бы сейчас из этого паралича выйти, перед ней предстала бы задача «найти утраченный религиозный смысл русской государственности, раскрыть новое учение о власти… о преображении государства в церковь»[228]. Одна из причин «паралича» «исторической» Церкви видится Д. Мережковскому в порабощении государству. Таким образом, писатель Мережковский – за теократию. Это теократия Христа, Царство Божие на земле, Царство апокалиптических времен. В государственности Д. Мережковский видит три подмены: действительной разумности, действительной свободы и действительной же любви, которые открываются тому, кто стоит в истине. «Историческое христианство… не могло принять… власть Христа как… не только небесную, но и земную реальность», а вознесло эту власть «в область идеальных… праздных отвлечений», признав власть, «идущую от дьявола, – государственное насилие»[229]. И потому «новая любовь, новая власть Христова все еще не открывшаяся тайна»[230].
Обращая свой взгляд в прошлое, он утверждает, что как прежде свобода Церкви утверждалась на крови мучеников, так и нынешнее исповедание свободы Церкви следует восстановить на крови мучеников новых. Революционеров, приближающих смену социальных эпох. Вместе с тем, оговаривает Мережковский, «если бы и нашлись такие мученики… и смогли восстановить древнюю свободу Церкви во всей ее полноте», она все равно и теперь осталась бы «такою же… как в первые века христианства… пассивною, страдательною, а не активною, творческой – относительно государства и всей общественно-политической
Там же. С. 68.
Там же. С. 59. Курсив мой.
Там же. С. 98.
Там же. С. 98–99.
