Взрослой женщине, сбежавшей из борделя для клиентов с особо изощренной фантазией?
– Ты обещала не воровать, – нашел он правильные слова.
– В доме твоего отца и потом, – улыбнулась она. – Не переживай, я больше не стану. Это ярмарка, там столько людей, найти меня будет невозможно… Ну не сердись…
– Я не сержусь, – вздохнул Уолтер, забирая у нее браслет и надевая на руку. Краденая вещь ощущалась лишней тяжестью на запястье и раздражала. Он думал «потерять» браслет, но Эльстер с такой радостью смотрела на него, что он решил пока этого не делать.
– Уолтер?..
Эльстер успела отойти к своей кровати и снять с нее темно-бордовое покрывало, а теперь задумчиво смотрела на белоснежные простыни.
– Что? – спросил он, вешая пиджак в шкаф рядом с шинелью и незаметно убирая браслет в карман.
– Помнишь, я вещи на ярмарке выбросила?
– Да.
– У тебя есть лишняя рубашка?
Уолтер досадливо поморщился. Ему, и правда, стоило быть умнее и подумать не только о платье для Эльстер. У него никогда не было женщины, о которой нужно было бы заботиться подобным образом, а сама Эльстер, видимо, не знала, как вести себя в обычной жизни.
– Прости, я должен был подумать… Здесь вроде есть возможность купить вещи для дороги, завтра посмотрим, что можно сделать, идет? Рубашка… ты же мерзнешь… вот, держи.
Он протянул ей черную шерстяную рубашку со дна саквояжа. Она взяла ее, благодарно кивнув, и начала переодеваться, не дожидаясь, пока Уолтер отвернется. Он только вздохнул, запер дверь и выключил свет.
Уолтер думал, что не сможет уснуть. Думал, что призрак города, который он оставляет, будет терзать его, заставляя тосковать и мучиться желанием наплевать на все и остаться. Но сон пришел быстро, утопив измученное сознание прохладной темнотой еще до взлета.
С детства Уолтера учили, что сны – подсказки и что именно тогда человек обретает часть сил Спящего. Что к снам нельзя не прислушиваться. Но они ничего не предвещали, только напоминали Уолтеру о терзающем его прошлом.
Ему снился прием в Вудчестере. Поместье Говардов весной украшали белыми цветами и сменяли темно-зеленые бархатные шторы на золотые с белым. Начинало особенно ярко блестеть начищенное серебро, включался весь электрический свет, дом наполнялся музыкой и голосами. В начале мая родился Джек Говард.
На прием приглашались не только представители всех знатных домов Альбиона, но и коллеги Джека. Его все любили – молодого аристократа и талантливого доктора, продолжателя дела Эриха Рейне. Джек работал над каким-то новым лекарством, никому не раскрывал сути своих исследований и не обращался за грантами. Регулярно исповедовался клирику, патеру Морну, и тот ни разу не счел услышанное поводом обратиться в более высокие инстанции. К тем, кто следит, чтобы Спящий не проснулся, людям в красных плащах и белых масках. Патер Морн тоже был приглашен на торжество, тем более что скоро планировался еще один праздник, где потребуется его участие.
Рядом
