для человека, которому русский язык был неродной, он очень хорошо, почти литературно излагал свои мысли.
– Ну другого-то всё равно пока нет, – озадаченно ответил я.
– Сиди здесь! – приказал боец.
Он вышел из ленкомнаты, пару минут отсутствовал, а вернувшись, вручил мне новую восемнадцатилистовую тетрадь в клетку.
– Здесь пиши! – всё тот же приказной тон.
– Спасибо!
Я снова написал первую фразу и задумался над второй. Боец не уходил, и я вопросительно посмотрел на него.
– Пошли, поговорить надо, – поняв мой немой вопрос, предложил даритель тетради.
«Мой немой вопрос» – хорошая фраза для стихотворения. Может, вставлю куда-нибудь.
Мы зашли в расположение – так в разведроте, да и во всём полку называлось солдатское спальное помещение с двумя рядами двуярусных кроватей, тумбочками и табуретками.
– Твоя? – спросил боец, указывая на одну из шинелей, висящих в шкафу.
– Моя.
– Дашь на дембель? – боец настойчиво заглянул мне в глаза. – Тебе она не нужна, ты же весенник, в парадке будешь увольняться.
«Ах, вот почему ты такой добрый!» – осенило меня, а вслух спросил:
– А я с чем останусь?
– Мою возьмёшь, – боец уверенно показал на поношенную, но довольно приличную шинель, – и погоны с красных на чёрные перешивать не надо. Лычки только наклеишь. Я скажу Ильенке, он подгонит, сколько тебе нужно.
Деваться мне было некуда, и я согласился. Да даже если бы и не согласился…
– Всё, иди, письмо пиши, – разрешил мне боец и, радостно схватив в охапку мою, уже бывшую шинель, исчез.
А дальше была вечерняя прогулка, вечерняя поверка и отбой. Я уснул, как только моя голова коснулась подушки.
– Рота, подъём! – услышал я и мгновенно открыл глаза. Спрыгнул с верхней кровати и ногой задел голову механика-водителя Паши Паламара. Паша был моего призыва, поэтому отделался я лишь лёгким матом. Ещё год я буду спрыгивать с верхней кровати и задевать ногой его западноукраинскую голову. Организм, за полгода привыкший к подъёмам, ясно давал понять, что разбудили нас зачем-то раньше, намного раньше.
– Сколько времени? – спросил я Паламара. – Есть часы?
– Два часа.
– Что за хрень?
– Одеваться не надо, – командовал замстаршины, старший сержант Хазиев, – стройтесь около кроватей.
Зевая, почёсываясь и протирая глаза, мы построились.
– Кадиев! Заур! Где ты там? – крикнул Хазиев.
В расположение зашёл дембель, тот самый боец, с которым мы совершили обмен. Я если бы не знал, то ни за что не угадал бы свою шинель. Она была ушита, подогнана по фигуре, и начёсана до состояния шубы. Такие шинели я уже видел на дембелях, встретившихся мне на аэродроме.
