елей и разлапистых ветвей можжевельника.
Я топала следом, сопя Дьяру практически в его широкую спину и грустно усмехаясь про себя: всегда считала ноги не самым лучшим способом ухода от проблем. Но в данной ситуации это был единственный способ выжить.
Мы двигались молча сквозь зеленое море тишины и безветрия. Под ногами мягкой подушкой пружинила грибная прель. Перепархивали, чирикая о своем, непуганые птицы. Ковры нежной низенькой кислицы начали сменяться проплешинами полян с разнотравьем. А красавицы ели – делить солнечный свет с пугливыми осинами, листья которых отзывались дрожью на каждое дуновение ветра, светлыми и умными березами и даже кряжистыми дубами.
Судя по уклону, мы спускались в долину. Солнце припекало все сильнее. Так, что начало даже парить. Одежда на нас не то чтобы высохла совсем, но уж точно не холодила. А вот обувь… Не знаю, как у Дьяра, а мои честно краденные сапоги начали изрядно натирать пятки. Если продолжить в том же духе, то дойдет и до того, что прольется кровь.
А ведь я, сбегая из поместья Уикроу, не только голову обернула крепко-накрепко, но и ноги. Правда, о том, как накручивать портянки, имела весьма смутное представление. Зато о фиксирующих голеностоп повозках – вполне. Потому, на привале присев на валун и сняв с ноги сапог, услышала выразительный свист.
– И кто же тебя, принцесса, учил так подвертки обматывать? – удивления и ехидства в голосе напарничка было поровну. Хотя нет – ехидства все же больше.
– Знаешь, лучше маленькая помощь, чем большое восхищение, – сыронизировала я. Меня задело это его «принцесса», сказанное с пренебрежением. Потому снимала сбившуюся повязку, которая была из лоскута двунитки, резкими, чуть рваными движениями.
– На балах ты предпочитала купаться в лучах последнего, – в смысле сказанного Дьяром не было осуждения. Зато его с лихвой хватило в интонации. Она-то и поставила окончательную точку в выражении сути фразы.
– Мы встречались на приемах? – спросила я, прищурившись. Была у меня такая привычка – смотреть вполглаза, как в прицел. Обычно это случалось в те моменты, когда во мне незримый бой вели профессиональный цинизм и вежливость.
Внимательно глянула на небритого, с застрявшим в нечёсаной грязной шевелюре хвоинками темного властелина, грозного Дьярвира Йорана. Представить его на светском рауте было проблематично. А вот в развеселой корчме…
– А ты разве не помнишь? – Он задумчиво посмотрел на меня, словно прикидывая: это я так талантливо притворяюсь или у меня действительно случился приступ девичьего склероза?
– Я же говорю, что НИЧЕГО не помню, – отчеканила я, вздернув подбородок.
С учетом того, что я сидела и была ниже Дьяра, жест вышел так себе.
– И тем не менее отлично вправляешь суставы и перевязываешь растяжения. – Он выразительно кивнул на мою лодыжку.
Крыть было нечем. Вот ведь… Дьяв… Дьяр! Паразит, одним словом.
– Слушай, тебя
