мрачному первобытному чувству, Дебольцов сделал то, чего никогда себе не позволял: аккуратно отцепив шашку от муфточки, примерился и резким ударом в лицо отбросил матросика…
– Стой! – не помня себя, выскочил из машины и бросился на матросов – они бежали ему навстречу с озверелыми лицами.
– Стой, сволочь! Выпотрошу… – Он взмахнул клинком, они замерли, кто-то произнес неуверенно:
– Стой, братва! Полковник озверел! Крыса! Блоха в погонах! Жопа!
Броситься на шашку они не решились…
Вернулся в машину, губы свело, словно от мороза, на вопросительный взгляд Колчака не смог ничего сказать, а в голове билась только одна, совершенно невероятная мысль: «Да ведь они – трусы. И значит – их можно остановить».
Въехали прямо в митинг. Раньше Дебольцову никогда не приходилось бывать на подобных сборищах и даже находиться вблизи них – приказом великого князя Павла Александровича, генерал-инспектора гвардии, это было строжайше запрещено.
«Вот она, стихия дерьма, «народной» революции, вызванная к жизни агентами кайзера… – горестно думал Дебольцов. – Болотникова пережили, Разина и Пугачева, с любой анафемой справлялись, и вот на тебе…»
На ящиках стоял вертлявый, с усиками, на груди – Георгий, взмахивая рукой, он бросал в ярящуюся толпу злые слова:
– Матросы! Братишки! Ревция, ревция произошла, а что почувствовал простой человек? А он, братишки, почувствовал вшиный зуд в паху от ползающих по нас драконов и гнет мослов эфтей ненасытимой сволочи! Наша выя, товарищи, принадлежит одному только товарищу Ленину, потому как товарищ Ленин есть плоть от плоти матросской жизни. Решительная рвота на капитал, товарищи! Рвите зубами тухлое офицерское мясо!
Толпа восторженно вскрикивала, взвизгивала, колыхалась, словно дозревающий студень, поддерживая георгиевского кавалера криками:
– Драконы! Даешь борща! Флот – народный!
– Возражаем! – орали рядом. – Даешь ревцию! Червями матросов кормите, сами балык жрете!
– Смерть! Смерть! Смерть! – скандировали разгоряченные люди в рабочих робах. – Залить им горлы металлом!
Кавалера столкнул толстенький, с брюшком, у него были свои интересы.
– Парвакатор! – срываясь на визг, заорал он. – На х… нам ревция? Вы п…сь, братва! Смысл нашей жизни в том, чтобы каждому матросу дать навар без червя и светлую жизнь в камбузе и около! Того света нету, наука свидетельствует! Чего здесь сожрем – то и наше! Ленин – он в Москве! У него там…
– Ленин скрывается, дурень ты!
– А скрывается – значит вот! Даешь Черноморскую республику матросов! Камбуз должен быть чистым!
– Я должен выступить. – Колчак шагнул к ящикам. Увидев «царскую» форму, толпа заревела, словно напоровшись причинным местом на гвоздь:
– Смерть! Смерть! Смерть!
– Ваше превосходительство, они
