бы. Если бы не воровал.
Воруют все…
Знаете, я и сам не святой. Честно. Но иногда мне становится тошно от того, во что превратился весь мир после 1991 года. Идеологии больше не стало – ни с одной ни с другой стороны. Идеалов тоже. Образец жизни – стать миллионером до тридцати. Неважно как. Хоть спортом, хоть сверкая голой ж… на страницах журналов. Цель оправдывает средства. И второе – воруют все. И в богатых странах и в бедных. Воруют политики, воруют генералы, воруют чиновники. Я не видел еще ни одной страны, где бы не воровали.
Потом, когда наворуют – переезжают в страны загнивающего Запада, или к нам в Москву – и живут на наворованное. Все идеалы, все обещания, все клятвы – все летит к черту как только появляется возможность украсть.
Здесь, в Колумбии, была такая революционная организация ФАРК. Она состояла из бедняков и студентов, пока кому то не пришло в голову, что в районах контролируемых ФАРК кока растет ничуть не хуже, чем в любых других районах. С тех пор всё изменилось. А недавно состоялось национальное примирение – партизаны ФАРК получили гарантированные места во власти на местном уровне – то есть возможность крышевать наркоторговлю официально. Вожаки партизан покупают виллы на холмах, предпочитают Феррари, а их партизанские подружки все как одна увеличили грудь и не вылезают из косметических салонов.
Это и в самом деле национальное примирение. Я знаю даже, что будет через несколько лет – новая схватка, теперь за место у корыта.
– Слушай, – сидящий напротив Родриго хватает меня за рукав, – ты слушаешь?
– Да, да…
– Есть тема.
– Какая?
– Реальная… у меня там знакомые остались. Можно дела делать. Смотри – правительство закупает продовольствие. У меня знакомые сидят на бумагах. Потом это все переправляется через границу мелкими партиями и тут на приграничных рынках расторговывается. А можно сделать так, что продовольствие это – сразу придет сюда… там рис, мука, кажется. И здесь продать по реальной цене. А мои друзья сделают документы…
Я качаю головой.
– А что не так? Почти два конца.
– Слушай, Родриго. Тебе не противно, а?
– А чего?
– Да ничего. Тебе не понять.
Ему и в самом деле не понять. Потому что когда Венесуэла рванет – а она рванет, рано или поздно – мало никому не покажется. И я боюсь, как бы не получилось цепной реакции – когда социальный взрыв в Венесуэле может вызвать цепь событий наподобие Арабской весны. Здесь ведь тоже полно нищих, обделенных, лишенных будущего. Социалистические идеи здесь до сих пор популярны.
И когда они придут для последнего разговора по душам – вот тогда то и станет понятно, что и как. Только поздно будет.
Я допил свой кофе, посмотрел в зал и увидел знакомое в нем лицо. Знакомое лучше и больше, чем мне бы того хотелось.
…
Слон!
Твою
